Платон считал, что истинное знание – это память о том, что душа видела до своего рождения. Сосредоточение души на припоминании истины – это и есть реальная жизнь.
Это воспоминание настоящего называется анамнезис.
Так бы я и назвал книгу Сергея Скорого, поскольку в подтексте книги лежит попытка убедить читателя, что обретение подлинного существования требует особой жизни, познания и работы в отношении себя.
Немало лет прожив на белом свете,
Мы, наконец, с тобой понять смогли,
Кому и что нашёптывает ветер,
Белесые волнуя ковыли.
Поэтический мир, созданный Сергеем Скорым, сложен из пространства нескольких измерений и вертикального времени, которое пронизывает эти измерения, делая прошлое – настоящим, а настоящее – предвестником завтрашнего дня.
Был вечер – прян. Был ветер – горек.
А поступь наша – нелегка…
Лежал в долине древний город,
Подмяв под голову века.
И в этом многомерном пространстве одна из точек опоры – любовь.
У Сергея Скорого это не эрос, не мания и не прагма. Так древние греки называли стихийную, восторженную влюблённость, болезненную любовь и любовь рассудочную. В стихотворениях С. Скорого царствует любовь сторгэ. То есть любовь-нежность. Стихотворения этого цикла романсовы и напоминают традиционные русские альбомные строки.
Нас качали слова
На высокой волне,
И железо табу
Стало глупым и зыбким…
Шелест Вашего платья
Казался призывным…
Или всё это только
Почудилось мне?
В этом пространстве адресат любовных посланий размыт и символичен. По сути, это не адресат, а символ адресата даже в тех случаях, когда в тексте есть конкретика.
Вполне здесь схожа с Афродитой
Моя законная жена!
Классические катрены Сергея Скорого, иногда с опоясывающей рифмовкой, держатся на ассонансных и диссонансных рифмах, типичных для русской поэзии шестидесятых годов. И в этом тоже кроется своеобразное перемещение во времени.
Но ты порой совсем не против
Влюбиться в женский римский профиль,
Коль обстоятельства велят!
Интересно, что автор прикрывает свою чувствительность и искренность интеллигентским юморком прошедших лет, смешивая высокий и низкий «штили».
Локон светлый. Ткань воздушна.
Туфли-«шпильки» – высший шик,
Но ко мне ты равнодушна
Всеми фибрами души.
Ещё один пространственный пласт поэзии Сергея Скорого – это конкретные, точные в деталях пейзажи тех мест, где он был и не был. Они тоже лежат в прошлом, настоящем и будущем. И, по сути, тоже являются припоминанием любви.
Если помянуть Владимира Соловьёва, то это «Любовь, которая более даёт, чем получает, или нисходящая любовь».
Мы называем это чувство любовью к Родине. Но это не совсем так, поскольку не место рождения создаёт эту любовь, а наша любовь создаёт отечество, организуясь в национально-государственный быт.
То есть задача поэта вызвать у читателя чувство «нисходящей» любви к родине. И с этой задачей Сергей Скорый мастерски справляется.
Его пейзажная лирика… Впрочем, обратимся к Варламу Шаламову, который писал:
«В строгом смысле слова никакой пейзажной лирики нет. Есть разговор с людьми и о людском, и, ведя этот разговор, поэт глядит на небо и на море, на листья деревьев и крылья птиц, слушает собственное сердце и сердце других людей».
А Сергей Скорый не только поэт, но и археолог. И в своих стихах ведёт разговор с веками.
В июньском небе жаворонки виснут,
В колокола воздушные звоня…
И, слава Богу, хоть на склоне дня,
Нам дарит Степь чарующие мысли…
Это не мёртвая природа. Это пространство, пропущенное через поэта, созданное поэтом и принадлежащее ему и никому более. И вот этим видением, этим своим созданием Сергей Скорый щедро делится с читателем.
Как будто на паркетном воске,
Скольжу в росе прибрежных троп,
Где разгоняют сон над Ворсклой
Томленье жаб и птичий трёп.
Светлеют тёмные глубины,
А вон и солнце, за кустом…
И кто-то, выбравшись из тины,
Блестит серебряным хвостом.
В пространственно-временном мире Сергея Скорого органически сочетаются восторг и печаль, счастье и предчувствие горя. То есть многогранность нашего бытия, прекрасного и трагичного по своей природе.
И эта многогранность даёт читателю ощущение, что правда непременно красива, а виртуальная красота не менее правдива, чем реальная.
А явь наступит – только осень,
Всем сновидениям назло,
Струёй дождя надежды косит,
Охапки листьев с шумом носит
И голой веткой бьёт в стекло.
И бесприютным утро станет
Бесцветное начало дня,
И тонет будущность в тумане,
И, словно женщина, обманет
Судьба игривая меня…
Припоминанье будущей любви, облачась в слово, лежит на страницах.