***
Это июль – по-пёсьи так жарко дышит,
Словно почуял съестное в моей ладони.
Взгляд потемневший из миски черешен-вишен.
Тополь под окнами так безупречно скроен,
Как и мужчина, что тенью бродит по свету.
Тени, они всегда послушней под вечер,
Жмутся как дети к их породившим предметам.
Хочешь, проверим, растут ли от встречи к встрече?
Тополь молчит. Узор на древесных пяльцах
Витиеват бывает, бывает скучен,
Но не случайно замерли ветви-пальцы,
Облако вьёт гнездо на его макушке.
Глянем однажды – стайкой белою в небо…
Может, июль головы всем морочит?
Жарко, так жарко. Неслышно коснулось нёба
Вместе с глотком воды моё одиночество.
***
«Там, на углу, был винный магазин,
здесь продуктовый, ниже канцтовары…»
Он будто на прогулку выводил
воспоминания, построив в пары.
И словно школьники,
болтливы и шумны,
передо мною проходили строем.
И чувство застарелое вины,
что всех деталей толком не упомнить.
Но улица – не отыскать длинней,
но воробьи – купались в пыльной луже…
А может быть, подробностей не нужно,
лишь детства свет, что греет всех теплей.
***
Отсидеться в провинции можно, но сложно.
И неважно, будет то обойдённый солнцем
маленький сибирский городок
или лениво-томная бессарабская губерния.
Но стоит расслабиться
и почувствовать себя в безопасности,
вот тогда он и настигнет тебя, тот самый вопрос.
«Ты за красных или за белых?»
Его могут задать мужчина, женщина,
старик, даже ребёнок.
Он может звучать по-другому –
коррекцию временем никто не отменял, –
но суть будет одна.
За красных или за белых?..
Глаза вопрошающего холодно блеснут.
Наподобие ножа, что входит в человеческую плоть, как в масло.
Так говорят, сама я этого не знаю.
Мой дедушка тоже этого не знал,
зато он точно знал о неминуемости вопроса.
Поэтому из историка срочно переквалифицировался в агронома.
Общаться с растениями казалось ему безопаснее, чем с людьми.
Книги по истории были закинуты на чердак дома,
в котором он жил вместе с семьёй,
и благополучно забыты.
Там, на чердаке, их и нашла его дочь, моя будущая мама,
а тогда просто девочка Валя,
долговязая, голенастая,
с двумя тонкими длинными косичками.
«Папа, что это?» – спросила Валя,
качнув головой в сторону чердака,
и её косички взлетели вверх вместе с бровями.
«Тсс, тсс…»
Натруженный палец замер возле смуглых губ.
«Никому об этом не рассказывай».
Она и не рассказывала.
Лишь однажды, мне, своей дочери, его внучке.
К тому времени дедушка вместе с пальцем, губами
и всем прочим уже истлел в земле,
превратился в растения, которым он доверял больше, чем людям.
Ещё дедушка любил цветы.
Розы, сирень, ромашки, астры, георгины…
Вопрос, какие из них лучше,
не приходил ему в голову.
Ведь все они прекрасны по-своему.
Тсс, деда, тсс.
***
Из окон тянет мясом жареным,
Стучит обыденно посуда.
Припрётся вечер, неприкаянный
Как пёс, на запах, ниоткуда.
Взъерошенные кудри пышные,
Ещё румянец во всю щёку,
По-южному он жарко дышит
И по-славянски синеокий.
Ему как кость кидают новости,
С чужих фронтов чужие сводки.
Работали усердно челюсти,
А страхи заливали водкой.
Тарелка на пол, с шумом, вдребезги.
А после ругани и всхлипов
Осколки подбирали бережно
Под реквием соседской липы.
***
В Кишинёве праздников навалом,
Было бы желанье отмечать.
Чёрные как ночь глаза Степана
Поутру соловые опять.
Праздники советские, не очень,
К ним добавьте флаги всех мастей,
Дни влюблённых, сыновей и дочек,
И вообще хороших всех людей…
Нет, не алкоголик – диабетик.
Без одной ноги теперь сосед.
Как такую новость не отметить.
Выкуси, проклятый диабет!
Красное соперничает с белым,
Пашет как стахановец стакан.
Наш Степан затянет неумело
Песню, что-то там про дельтаплан.
А на Вознесенье озадачил:
Мол, с протезом не взлететь ему.
А потом сидел на лавке, мрачный,
И молчал, ни слова никому.
***
У речей любовных редкий говор.
Не старайся, пришлый, понапрасну.
Ты лишь можешь ухватить основы,
Воспроизвести, увы, не властен.
Дело ли в строении гортани,
В слухе, от рождения не очень,
Но во фразах видятся изъяны,
И черны провалы многоточий.
Кто-то скажет: мелкие придирки,
И не в них, конечно же, причина.
Ведь непредсказуема тропинка
Между женским сердцем и мужчиной.
А слова не повод и не мера…
Впрочем, пришлый, стоит ли об этом.
Ты, я погляжу, и так потерян
В чаще из вопросов и ответов.
Нам блуждать не вместе, но на пару,
Каждый шорох принимать на веру
И считать сердечные удары
То ли наважденьем, то ль химерой.
***
Июльское горячее дыханье.
И брови-ласточки взлетают до небес,
Едва заслышав пылкое признанье…
Ах, лето, лето, ты надолго ль здесь?
Глаза твои – бездонные озёра.
Нырнуть однажды и навек пропасть.
Не ягоды, слова созрели скоро.
Истосковаться и наесться всласть.
А после любоваться до рассвета
Сияньем звёзд или одной звезды.
То трепетали листья: лето, лето,
Как горячо… Да это вправду ты!
До сентября так бесконечно быстро,
А там опять дожди и листопад.
Очнуться лишь прожилками на листьях.
Ах, лето, лето… Нет пути назад.
***
Я всё теряю. Строчки и людей
Не удержать порой одновременно.
В остатке череда дождливых дней,
Луна в окне, смотрящая надменно.
Осенних листьев блёклое тату.
В кармане замусолена конфета
Напоминанием: я здесь, я тут…
Всё растерявши, сохранить хоть это.
Но есть стихи. Былинки, лепестки.
Хитиновый узор на ломких крыльях.
Их вырастить, прошу лишь, помоги.
Из сора… или нет – из звёздной пыли.