***
В каком-то незапамятном году,
который безнадежно канул в вечность, –
я и друзья мои сидим в саду.
И не видать из сада Чёрной речки.
Ещё безбрежна времени река
и травы берегов её так пряны.
Ещё с рукой согласная рука
покоится, не ведая прощанья.
И птицы, и деревья, и цветы,
и тени с облепиховым подсветом –
всё было лишь для нас на свете этом
явлением вселенской красоты.
Но время утекало, как песок
сквозь тонкого сосуда горловину.
Кто мог тогда представить эту зиму?
Кто знал кого в метель умчит возок?
***
И вот, ты умеешь прочесть между строк
и жёлтый, чуть клейкий кленовый листок
сквозь морось в небесном колодце,
и дождь во дворе, и туман в октябре,
блестящий каштан в золотой кожуре,
в сусали осеннего солнца.
Язык постигается сложно, пока
нетвёрда рука и прозрачна строка
наивного богоборца.
Но жизнь начинает обратный отсчёт,
и Лета течёт через солнцеворот,
стекая в небесное донце.
Затем закопаешься до мелочей
в механику страшных небесных ключей,
презрев и отринув советы,
поскольку вся жизнь наша – только игра,
трава, Хванчкара и слегка мишура,
растрёпанный фантик конфетный.
Учись по наитью, звериным чутьём,
ищи равновесие в царстве своём:
ученье – капризная птица.
Ещё бы хватило на станции той
любви и надежды пыльцы золотой
пока твоя песенка длится,
пока твоя песенка длится.
С. Пагыну
...чертополох,
боярышник,
орешник. ( Сергей Пагын )
А за домом еще тепло
и жужжат полусонные пчелы.
И собака лежит, словно сфинкс,
занимая ступеньку крыльца.
Всей цыганщине прежней назло
мы теперь безнадежно оседлы –
это осень, мой друг, это сплин –
чай из мяты и чабреца.
Ах, какая вокруг благодать!
Как орешник опять уродился,
как боярышник ярко дозрел
и калиновый куст не заглох.
Этой солнечной неге под стать
Наша осень прозрачная длится.
Лишь вдали, как последний предел
почерневший чертополох
Лилит
I
Шардоне, аркадией и мускатом –
изумрудом, пурпуром, спелым златом
оплети, укрой меня, виноград.
Станут руки лозами, губы – соком,
заплетутся корни в траве высокой,
рой пчелиный заблудится в волосах.
Ты пройдёшь под сенью, не узнавая.
Вспоминай хоть как, уходя из рая,
этот неба край, этот виноград
и закат, который неспешно меркнет,
отражаясь светом в окне вечернем.
...как лоза, лоза оплетает сад.
II
Ничего там не было. Ни-че-го,
кроме дыхания твоего.
Кроме ветра, солнца и винограда
на ограде той небесного сада:
изумрудных лоз, золотых кистей -
ни дерев, ни роз, ни чудных зверей.
...там дорога пыльная - западня,
да в пыли три ягодки - для меня.
***
Такая ночь, такая тьма глухая,
что стоит только выйти за порог,
а кажется, что ты скользишь по краю
реальности в реальном из миров.
И монохром, расколотый границей
на день и ночь, на свет и темноту,
с живым теплом никак не может слиться
попав, меж тем, в действительность одну.
Такая ночь, такая тишь слепая –
едва бредёшь наощупь на крыльцо,
и движешься движения не зная,
и падаешь, рукой укрыв лицо.
Лишь из-под двери щёлка золотая –
спасительный такой минимализм.
Ах, как сродни слепая и глухая,
ах как слепа и глуховата жизнь!
***
Ах, она желанней и слаще халвы ширазской!
От того-то часто глядят на нее с опаской:
ведь, погубит! Такая ведьма любого сгубит.
А она смеется: на то мол, они и люди.
Что-то там напевает и кормит сорок печеньем -
у нее такое беспечное настроенье.
Дрессирует кота, играет с детьми под вишней -
и кому-то, наверное, кажется никудышней.
Но такую нежность храня меж листами будней,
весь свой мир дурацкий так любит она, так любит...
***
У всякого зверя своя нора, логово или схрон.
И уж ты-то, бывший зверем вчера, знаешь этот закон.
Усталые стаи, закатный свет, лес засыпает сторук.
Но вот он, вот он, счастливый момент – зверь вернулся в нору.
Протиснулся в дверь, разжег очаг, тянется за теплом.
И где-то припрятана наверняка бутылка с добрым вином.
Ну что ж, за здоровье! Потом с тоски – тут поводы не важны.
Он смотрит в огонь и его зрачки шире твоей луны.
***
Кто из вас цветистей и лукавей
заплетает золото стихов?
Кто из вас выращивает травы
добрых слов, и синих мотыльков,
что садятся облаком на плечи,
вызволяя сердце из теней.
Время лечит, но так долго лечит,
слово - и скорее, и верней.
Каждому дана своя палитра,
мастихины, кисть или перо –
магия, закрученная хитро,
звуки, извлеченные хитрО.
Облегчали многия печали,
исцеляли сердце от тревог
те слова, что вовремя звучали.
Было Слово. Слово было Бог.
***
А бывают мгновенья такие,
когда странная лёгкость нахлынет,
ощутимая только во сне.
То ли ветер над полем проснулся,
то ли ангел к плечу прикоснулся.
То ли это привиделось мне.
И трепещешь, и теплишься светом.
И так странно – об этом, об этом…
А без этого тоже никак.
И душа, воспаривши легчайше, -
между было отныне и раньше -
засыпает, уткнувшись в крыла.
***
помнишь жили как играли
словно брызги через край
как на верхней полке спали
без сочувствия к морали
не стесняйся отрывай
поминальный хлеб не сладок
разве только суховат
и сидим мы меж лампадок
крестиков оград посадок
отрывай калачик брат
преломи его со мною
пить не будем поминать
над погостной тишиною
над белесою травою
пересохшими шептать
Бабье лето
Я с детства любила ненастье и ветер,
потом, повзрослев, выбирала по силам.
А нынче прошу: подари бабье лето,
одно бабье лето, пожалуйста, милый!
Я раньше просила мониста, браслеты,
носила, звеня, и гордилась подарком.
А нынче прошу: подари бабье лето!
Замерзла, забыла, что может быть жарко.
К чему мне все это: вопросы, ответы…
Хорошее будет, плохое пропало.
Я просто прошу: подари бабье лето,
чтоб лето меня у земли удержало!
И вздрогнула ось, и осыпалась светом.
И мир повернулся в осмысленный градус.
Ты понял, как нужно сейчас бабье лето –
и все получилось, и все состоялось!