Здравствуй, доченька моя, Дашенька!
Пишет тебе твой отец, которого ты не знаешь,
А между тем, я – твой сосед. Мы живём в одном доме, на девятом этаже, хотя и разные подъезды.
И сейчас я сижу на балконе, сижу и пишу письмо, чтобы ты обо мне всё знала.
По сути, это – завещание.
Но всё по порядку.
Я родился в прекрасном сибирском городе Абаканске, давно, ещё во время Великой Отечественной войны России с фашистской Германией.
Мой отец ушёл на фронт и был убит, а вскоре и я появился на свет – радостный, симпатичный, если судить по сохранившейся, но пожелтевшей уже фотографии.
Мама моя, а твоя бабушка, была преподавателем начальных классов. Жили мы в общежитии, потом в коммуналке, пока нам не дали двухкомнатную в этом доме.
Сорок лет двигалась очередь на получение, несмотря на то, что мама вдова фронтовика, а я – инвалид с детства.
Да, твой отец – инвалид первой группы.
Когда мне исполнился третий годик, в школе, где мама работала, решили отметить весёлый праздник Первомай и выехали дружным коллективом на маёвку в лес, к Лысой сопке. Меня не с кем было оставить, вот мама и прихватила меня с собой.
Отпраздновали.
А когда вернулись в город, обнаружила на мне мама впившегося прямо над сердцем клеща.
Клещ оказался энцефалитным, и я заболел менингоэнцефалитом.
Заболевание это тяжёлое.
Я долго не мог ходить, разговаривать, а когда встал на ноги, оказалось, что лицо моё обезображено последствиями паралича лицевого нерва, руки трясутся, одна нога отстаёт от другой при ходьбе. Как говорится: рука просит, нога косит.
«Рубель двадцать, два пятнадцать! Рубель двадцать, два пятнадцать!», - так дразнили меня жестокие ко всему в мире мальчишки. А потом, когда я подрос, «Квазимодой» называть меня стали. Ты, наверное, помнишь, есть такой персонаж в романе В.Гюго «Собор Парижской богоматери». Там описывается страстная любовь урода
Квазимодо к прекрасной Эсмеральде.
Да, со временем я так увлёкся чтением, что стал известным в городе книголюбом и собирателем книг. У меня прекрасная библиотека, обе комнаты уставлены стеллажами, ты потом войдёшь и увидишь, и все книги я прочитал! Всё помню почти наизусть, так как у меня прекрасная память.
Пока я был маленьким и беспомощным, мама неусыпно заботилась обо мне. А как подрос и стал самостоятельным, сказала: - Ну, вот, сынок, я сделала всё, что могла,- слегла и умерла.
И стал я жить на девятом этаже, одинокий книголюб, холостяк, тратя минимум из получаемой пенсии на еду, а остальное – на книги.
Сижу на балконе однажды вечером, читаю, а на соседнем балконе, Дашенька, мамочка твоя будущая стоит и курит.
Красавица. Врач скорой помощи. Эсмеральда сибирская.
Курит она и, глядя в мою сторону, говорит:
- А что, Виктор Петрович, не завести ли нам с вами ребёночка? – Я даже поперхнулся от неожиданности и книжку из рук выронил...
- Как вас понимать?- спрашиваю.
- А так и понимать.- Отвечает мама твоя будущая.- Вы одинокий. Я одинокая. А годы-то уходят. Вы, как я понимаю, жениться не собираетесь. А я замуж тем более. Насмотрелась, на «скорой» работая, что такое семейное счастье. А ребёночка, ох, как хочется! Природный инстинкт продолжения рода... Давайте устроим с вами ночь любви?
- Как, прямо сегодня?- спрашиваю, а у самого во рту от волнения пересохло, и руки пуще прежнего дрожать стали.- Но я...
- Я всё беру на себя! И ни к чему вас не обязываю. Вы свободны, как птица. Идёт?
Перелазьте ко мне через балконные перила!
И знаешь, Дашенька, решился я, инвалид с детства, книголюб, холостяк, Квазимодо эдакий, перелез, уж как – не помню, на этой громадной высоте вниз глянешь, так и хочется полететь.
И была у нас, у меня то есть, единственная и неповторимая ночь любви, в результате которой и появилась через девять месяцев на белый свет ты, Дашенька, моя единственная и неповторимая воплощённая любовь, о которой ты ничего не знаешь и не догадываешься даже, потому что мама твоя, как только всё произошло, сказала строго:
- Всё, Виктор, ты дело своё сделал. Никто об этом не должен знать. Ты – сам по себе. Я – сама по себе.
- Как же так? –попытался я возразить.
- А вот так! – сказала мама твоя, Дашенька.
И вызвала бригаду, которая весь балкон ваш застеклила.
И осталось мне наблюдать за вами с высоты, когда мама вывозила гулять тебя сначала в коляске, потом на руках, а потом и рядышком, за руку.
Однажды я незаметно сфотографировал тебя. И сличил с моей дотрёхлетней фотографией. Как две капли воды похожи мы, кровиночка моя любимая! Не отличишь, где ты, где я, только по цвету фотобумаги.
Запрет запретом, а всё равно я всё про тебя знаю! Потому что стенка, разделяющая наши квартиры – звукопронецаемая! Особенность панельного домостроения. Всё слышно. И как ты плачешь, и как ты разговариваешь, и как вы с мамой мирно беседуете, и как конфликтуете по пустякам... Всё знаю, всё помню!
И как ты в отсутствие мамы пареньков к себе водить стала, и как ты курить начала, и выпивать, и наркотиками колоться...
Вот что значит – воспитание без мужчины в доме!
Безотцовщина!
Уж я бы не позволил тебе ни за что так опуститься! И куда только школа смотрела?
А впрочем, что теперь говорить Всё знаю, и как ты деньги на наркотики у мамы вымогать стала, и как вещи из дома продавала, и как раз, другой, третий из машины «Скорой помощи» на которой мама приезжала, ампулы с промедолом и морфином воровала, пока маму не уволили... Помню, как кричала она, когда вы в очередной раз подрались из-за денег, которых у тебя не было, да и у нёё тоже... Весь тот страшный день, когда ты стукнула её бутылкой по голове...Ведь это я милицию тогда вызвал...
Как жаль, что маму твою не удалось спасти, и она от травмы скончалась!
И тебя мне жалко. А ничего в лучшую сторону изменить не могу. И зачем я только согласился тогда перелезть через перила эти балконные, искушению поддавшись? Зачем и себя, и всех страдать заставил? А ведь я по-настоящему страдал все эти годы, Дашенька, доченька моя любимая!
Писать заканчиваю. Теперь ты обо мне всё знаешь.
Письмо это – по сути, завещание.
Через несколько минут я во второй раз в жизни перелезу через эти перила злосчастные и, точно птица бескрылая, воспарю над миром, который так жестоко обошёлся с мамой моей, с папой моим, с мамой твоей, с тобой, моя доченька, и со мной, непонятно зачем на свет появившимся...
Оставляю тебе эту квартиру, набитую книгами.
Продай и книги, и квартиру, а на вырученные деньги возьми себе путёвку в страну, где жизнь совсем другая, где счастливые люди, может быть, вылечат тебя и направят на путь истинный.
Письмо к груди прижимая, покидаю тебя, моя любимая!
Прости, если сможешь, прощай!
Прости и Ты, Господи, если Ты есть, душу мою грешную!
Аминь.