Под аркой. День. Ближе к вечеру.
"Абонент не отвечает или временно не доступен".
Сотовый вернулся в карман куртки. Женя подумал: «Осень чище весны. Весна грязнее»; перепрыгнул через лужу, забежал в арку.
Дождь пошел сильнее. Забарабанил по железу автомобилей, шапкам беседок-грибов на детской площадке, судьбе…
«Всегда дождь. Всю жизнь».
Под аркой было холодней, словно ветер тоже боялся промокнуть и укрылся в кирпичном проеме дома номер 17 по улице Коминтерна.
- Простыть, заболеть, умереть… - парень попрыгал, достал телефон, повертел.
Окно на пятом этаже отсюда хорошо просматривалось. Белая занавеска, слегка приоткрыта форточка, на подоконнике стопка книг.
«Нет, это заурядный сценарий. Пошло».
Представил – дождь превратился в бензин. Он промок насквозь, до трусов, до костей, пропитался… А вот в руке зажигалка, между губ сигарета, решил покурить, наполнить никотином пустое ожидание.
Щелчок, и крохотная искра превратилась в пламя. Миг, и он обратился в огненный столб. Стоял и горел. Не шелохнувшись, уставившись в окно на пятом этаже.
«Абонент не отвечает…»
Он будет смотреть до последнего, пока не выгорят дотла глаза. И пустыми глазницами будет смотреть, ждать, когда в окне за белой занавеской покажется знакомая фигура…
Пеплом станет. Пепел будет смотреть… Ждать…
Спрятал телефон. В арку заглянула худая черно-белая дворняга.
Кивнул ей.
«Как я. Одинокий, мокрый, забытый».
- Никому не нужный, - сказал.
Пёс согласился, скользнул вдоль стены и сел в шаге от юноши.
- И зачем мы с тобой всё ещё живём? А?..
Дворняга знал ответ. Знал, но как рассказать?.. Поделиться?.. Хоть загавкайся, не поймёт ведь…
Пёс улегся, положив морду на грязные лапы, прикрыл глаза. Дождь гипнотизировал, ветер усыплял…
«Сгореть! Сгореть от невозможности чувствовать ответное чувство! От неумения смеряться… Пеплом стать… Пеплом твоим… Твоей…
Пеплом твоей сигареты
Буду!
Родинкой над губой
Простудой…»
Женя усмехнулся, пришедшим строкам. Пёс хмыкнул в полудрёме.
«…Звуком в рассказе о нас
Буквой.
Жарким дыханием твоим
Утром…»
Стихи последние месяцы лезли в голову, толпились, иногда вынуждали записывать их на смятых клочках конфетных обверток…
- Пеплом твоей сигареты…
Вытянул руку под дождь.
Раньше он любил дождь. Теперь нет. Мокрая, холодная стена разделяет. Под дождем всё становится размытым, неестественным… Далеким…
- Это дождь нас отдаляет. Проклятый весенний дождь…
Пёс в этот раз никак не среагировал.
«И вместе с кем-то ты всё равно один».
На изрезанной мелкими трещинками ладони капли дождя собрались в крупную пузатую слезу-улитку. Женя перевернул ладонь, улитка-слеза скатилась и плюхнулась на асфальт. Разбилась.
Он опять увидел пылающего себя… Освещающего собой темные стены арки… Мрак грубых сердец и черствых душ.
- Осветитесь моим огнём. Пропитайтесь светом моим… - прошептал тихо.
«Бензиновый дождь
Раздает чаевые
Кому зажигалку
Тебе только спички
Гори!»
- Это весенняя жертва дружок, - сказал и вернулся к спящему псу, - весна не начнется без жертвоприношения, понимаешь? Всему нужна жертва. Большинству - точно.
Присел на корточки. Снизу окно казалось пропастью в небо. Серое, грустное, не живое небо…
- Пропасть в пропасти.
Дружок поднял ухо, повертел носом, взглянул на человека, пожалел его…
«Так мало света вокруг. Безумно мало… Итак, если свет, который в тебе – тьма, то какова же тьма?..»
В коленях заныло, пришлось подняться, пёс встал следом, огляделся.
- Всё в порядке? - спросил Женя, - без изменений, - ответил за пса, достал телефон.
- И снова, и снова…
"Абонент не отвечает или временно не доступен. Пожалуйста…"
Вышел под дождь.
«Давай, поливай, дождь! Сожги меня. Я жертва! Бери! Я готов! Да будет свет!»
Пес в арке неожиданно резко, с надрывом гавкнул. Лай подхватило эхо и разбило о стены домов с невероятным грохотом…
- Йо, - вздрогнул, развернулся.
Дружок теперь рычал, уставившись на стену, ощетинившись и замерев.
- Эй, что с тобой?!
Только сейчас Женя увидел нарисованную на стене красным улыбку Чеширского кота из Кэрролловской Алисы:
- Её же не было… - Он хорошо помнил бетонные кляксы-раны, паутину трещин на серо-желтой стене. Помнил нацарапанный лозунг: - «Кто не с нами тот под нами!» Улыбки не было!
- Не было…
«Кот, по всей видимости, был тут. Тоже скрывался от дождя под аркой. Коты, солидарны со мной, ненавидят дождь. Чертовый дождь… Дружок почуял, спугнул котейку, и вот всё что от него осталось...»
Подошел к стене, пёс перестал рычать:
- Кс-кс-кс, - тронул улыбку Женя, - свежая…
Улыбка от прикосновения потекла красным по пальцам…
- Блин, - отдернул руку как ошпаренный. Ладонь, казалось, вспыхнула, загорелась. Огонь в секунду добрался до локтя, плеча…
- Чо-о-о-рт, - бешено затряс рукой, Дружок истерично зашелся лаем…
«Под дождь!»
А под дождем Женя заметил, как на пятом колыхнулась занавеска…
- Не-е-ет!
На ладони красная краска, и сердце выстреливает из груди, бабах! По направлению к окну. Пулей, кровавым ошметком, оно разбивает стекло и взрывается там, в маленькой комнате, фонтаном. Сердце – бомба.
«Неужели она?»
Но сотовый как заговоренный… Беспощадный…
Время беспощадно, чувство, дождь…
«Улыбка беспощадна».
Возвращение под арку как расстрел. Добровольно на крест со своим молотком и гвоздями…
Дружка нет.
«Все уходят! Все бросают!»
На стене красный оскал…
- Ну, уж нет.
Руку в карман, там, где зажигалка.
«Не взгляну, даже в пол-лица. Ни глазком…»
С ладоней капает дождь…
«Бензиновый».
- Чувствуешь запах? - обращается Женя к кошачьему оскалу, и не дожидаясь ответа, «вдруг ответит», чиркает колесиком зажигалки.
«Пеплом твоей сигареты буду…»
Искра.
Под аркой. Ночь. Позже или намного раньше.
- Всё. Задрало. Давай будем толкать.
Мужчина выбрался с трудом из машины. Толстый - 120 кг, вспотевший от плотного ужина и злости, в темноте его лицо лоснилось и пылало:
- Всегда ненавидел тут ездить, нет – попёрся.
Сын молча стоял рядом. Заглохшая под аркой черная «Волга» блестела, под стать владельцу, вымытая вечерним ливнем.
- Мож, из-за того, что весь день под дождем была, - предположил щуплый юнец.
- Макс, - рявкнул отец, - не гони. Вот, херню же порешь, сам понимаешь…
Мальчик попятился в темноту.
- Посвети лучше, я уронил что-то…
Максим кашлянул, промычал…
- Ты-то чё застрял?!
- Я-а, это, - испуганно озираясь, полез в карман джинсов.
- Говорю же, что куришь… бля…
Отец в темноте замахнулся:
- Вот только попробуй мне не бросить.
Максим достал зажигалку:
- Может сотиком посветить?
- Может, заткнешься?! Без тебя тошно, - в мясистой ладони загорелся экран телефона, - умник чёртов! Сам знаю.
Сын осмотрелся, он не часто ходил здесь последний год. Взглянул на стену. Искаженная кровавая полуулыбка взглянула на него.
В него.
«Вот блин».
Максим поднес к рисунку зажигалку и чиркнул по кремнию.
- Чё, совсем тупой, да?! - прорычало мгновенно возле уха, - не чуешь запах?! Бля! Бензином. Горючим воняет, а он тут пшикает!..
- Я-а, это…
- Это, взлетим ща пулей к дяде Пете… Дебил. На том свете не покуришь…
Толстяк довольный остротой хохотнул:
- Ума нет, считай калека. И чё эт, вроде первый час ночи, а ни одного окна не горит.
- Одно.
- На пятом которое? Это там, где кошатница жила?
- Это её мать, она поэтессой была…
- Какая хрен разница, обе того… Ку-ку… Так померла же она уже месяца два как… Кто там свет жжет?.. А мы потом платим… Суки…
- Она в параллельном классе училась…
- Кошатница?
- Поэтесса. Дочка…
- Знаю, что дура.
- Она стихи про любовь писала, про дружбу, про мир, про наш двор…
И вдруг услышал девичий голосок. «Или это ветер так дует в арке?..» Она читала стихотворение собственного сочинения когда-то давно сто лет назад:
- Дождь – собака
Зарядил и идёт почём зря…
Хотя почему же собака?
Дождь – кошка.
Украдкой ластится
Мне в душу,
А я…
Я устал от дождя.
И дождь не собака
А кошка.
Не заметил, как начал нашептывать стих себе под нос:
- В окошко… Стучит…
- Молишься ты там, на хрен, что ли?.. - Толстяк отрыгнул, - весь в мать…
- Хорошие стихи, добрые стихи, - ответил, юноша, - мне посвятила однажды…
- Конечно тебе… Такой же дебил, чё тебе ещё остается… Ни рыба, ни мясо. Если в облаках не летаешь, так куришь.
- У них там другой мир.
- Дурдом, хули…
Сын вздохнул:
- Вечность…
Отец же, пытаясь отыскать, наконец, под машиной что-то, громко продолжал вперемежку с отрыжкой:
- И тебе, гы-к, если не повзрослеешь, гы-ык, психушка, гы-ыыы-к, светит. Потом тож, как эти, подохнешь по-тихому, гы-к, и квартиру государству, мать его, оставишь… Гыы-ык… Духи наверняка там шастают по квартирке-то… Призраки, епти… Гы-ы…
Сын смотрел в светлое окно, спасительный маяк, на пятом этаже в море тьмы. Он был там, в той комнате когда-то давно, сто лет назад... У них окатилась кошка, и Максим зашел выбрать котенка. Да, так оно всё и было. В квартире, как в ином мире. Другом времени. Измерении. Большие часы с маятником в прихожей, деревянные резные книжные шкафы, чучела всяческих птиц, керамические скульптуры и картины.
- Мона Лиза? - мальчик застыл перед картиной в массивной раме на стене. Он не ожидал увидеть такую знаменитую, такую знакомую картину здесь, в детской комнате девочки из параллельного (мира) класса. От удивления рот вытянулся заглавной буквой «О».
- Я буквально недавно смотрел про неё передачу, про загадку этой картины. Предполагают она инопланетянка… Это же Мона Лиза?..
- Ага. Джоконда, - девочка тогда улыбнулась.
Макс готов и сейчас поклясться, что улыбка той женщины, что была на картине Леонардо, и улыбка девочки, стоящей с котенком в руках перед ним, были одинаковы. Один в один…
- Копия, - сказал тогда, сто лет назад, мальчик.
- Копия, - подтвердила девочка, продолжая улыбаться…
- Чё тормозишь, бля, Макс?! Толкай, давай, меня сейчас вырвет, не надо было столько курицы… - Он ещё и ещё раз отрыгнул. - Чё притих? В жопе язык застрял, ау?..
Сын не ответил. Щёлкнула зажигалка и слабый огонек осветил каракули на стене дома 17 по улице Коминтерна.
«Изначально это была та самая улыбка, улыбка девочки, улыбка с картины… Теперь же это - оскал. Что-то стерло улыбку изранило, исказило, извратило… И этот оскал пронзал до костей, до крика…»
- Невозможно, - говорил сын, - невозможно.
Со стены и в самое сердце души вонзился в него, человека, этот нечеловеческий оскал. Вонзился и пронзил. И поразил…
- Придурок! Дебил бля-а-а! Мы же взорвемся! - вопил толстяк, размахивая руками, брызжа слюной, - сгорим к чертовой матери!..
Максим вобрал, сколько было возможно, в легкие воздуха, «воздух после дождя отдает бензином» и, повернувшись к отцу, закричал тому в лицо. В ответ. И крик сына раздул пламя. Крик сына взорвал тишину и заплывшее жиром сердце отца. Крик зажег все окна в доме… Дом вспыхнул десятком, сотней окон… Загорелся…
Крик подхватило небо. Небеса ответили громом. Удар за ударом… Стараясь перекричать человека. Но сына крик – победил.
Грохотало всю ночь…
Гром успокоился, затих, лишь, спрятавшись под аркой дома номер 17, когда первые лучи солнца дали о себе знать пожаром из мириад солнечных зайчиков. В лужах, в окнах, в глазах…
Конец февраля, 9 марта 2013 год.