Главная » Литературный ресурс » Проза » Обитатели тундры

Обитатели тундры

14 апр 2020
Прочитано:
1276
Категория:
Российская Федерация
г. Красноярск

Кого можно встретить зимой в безлюдной арктической тундре? В первую очередь и чаще всего – снежных куропаток. Удивительные существа! Совершенно не боятся никакой движущейся техники. Снежная куропатка на самом деле – птица шустрая. Вот движется тяжёлый бульдозер. Все знают, как он передвигается: у него скорость пешехода, да и грохочет так, что земля трясется впереди на сто метров минимум. А снежные куропатки, опять же, выпархивают чуть ли не из-под многотонного ножа! Слышат, видят и не боятся совершенно. Вот они, у покрытого льдом зимнего озера - бегают жизнерадостно возле прибрежных, захлебнувшихся снегом кустов и берёзок, почками кормятся. Именно бегают, а не летают, точно белоснежные куры на птицефабрике, только ростом ниже и размерами меньше.

А выйдешь из вездехода, чтобы уж в упор сфотографировать,- мигом вспорхнут и исчезнут в снегу за ближайшим бугорком. Подойдёшь, начнёшь их высматривать: ни души! Снег ровнёхонький. Так умело прячутся в нём - ни следа, ни лунки не разглядеть.

Ещё зимой, особенно почему-то ночью, попадаются под слепящие фары вездехода зайцы и полярные совы. Сверкнут совы глазами и тут же пропадают в темноте, а зайцы – шибко быстро разбегаются. По этой причине ни тех, ни других мне так и не удалось ни разу толком сфотографировать.

Про северных оленей много сказано и написано. Мне они встречались и в упряжках, и пасущимися у стойбища, и бегущими вдоль зимника. Особенно запомнилось, как однажды, посреди ночи, когда я в уазике-«буханке»  торопился на утренний рейс в аэропорт из маленького тундрового посёлка, огромное оленье стадо растеклось поперёк дороги, словно стадо обычных овец, - ни пройти, ни проехать. И сигналили им, и кричали на них -  без толку. Упрямцы рогатые.

Впрочем, я не опоздал и на них давно уже не сержусь, только вспоминаю то зрелище: полярная ночь, пурга и сигналящий уазик, окруженный бесконечным молчаливым оленьим стадом. Свет фар и тени оленьих рогов в снежной замяти… Красота!

Гыданская щука

Тонким янтарным слоем, словно растительное масло, просачивался из-под земли и растекался по небу искристый солнечный свет. Над  дремлющей красновато-чёрной тундрой мягко сквозило незримое весеннее время. И вот, наконец, далеко-далеко, на самом горизонте, пробилось  и расцвело красноватое полусонное солнышко.

Побежали его лучи по плоским ледяным полям посреди полуоттаявшего озера, просверкали, гарцуя, по гребням озёрных обрывов на северной его стороне, где доживали, хоронясь от июньского тепла, остатки лежалого зимнего снега, и унеслись в неяркую тундровую даль.

Ещё не осмелела, не подняла головы звенящая мошка, не распоясались комары, не разыгрались  назойливые слепни. Не успели пока. Короткое благодатное время покоя над всей тундрой. Именно в такой вот день возник над озером Долгим быстрокрылый вертолёт.  Выгрузились из него двое парней в новеньких энцефалитках, вытащили из чрева  воздушного судна по рюкзаку и пошли, пригибаясь от вертолётного  ветра,   к ближнему берегу, свободному ото льда. Впрочем, на Севере энцефалитных клещей, слава Богу, нет. Видимо, на складах, где выдаётся полевая одежда, изучением подобных тонкостей не слишком увлекаются. Выдали – и выдали.

Находится Долгое чуть восточнее среднего течения реки Варнгэяха, Варнгэ – по-ненецки «ворона», а «яха» – река. Следовательно, Варнгэяха  - «Воронья река». Течёт она с запада, с Гыданского полуострова, в сторону Енисея. А из озера берёт начало ручей, впадающий в Хэяху, речку, которая ниже и позже сливается с той же Вороньей.

Худощавый дылда Сергей и приземистый, азиатски круглолицый Васёк – два дудинских эколога. Поводом посетить Долгое стала чья-то срочная надобность в отборе анализов воды. Вертолёт за ними должен был вернуться через час-полтора - после залета на ненецкое стойбище семьи Тэсидо, перебравшейся недавно вслед за своими олешками в низовья Варнгэяхи. Однако, была у парней ещё одна потайная идея: успеть  хоть малость порыбачить на открытой воде Долгого.

Идея-то была, а вот подготовиться к ней времени не хватило, как всегда. Задание свалилось, будто снег на голову, и собирались наспех. Всё ж таки по крючку-тройничку в заначке оказалось; леска, хотя и толстенная, но у Васьки тоже нашлась. А вот ни грузил, ни поплавков – не обнаружилось в помине ни у того, ни у другого, сколько они ни перетряхивали свои пузатые старенькие рюкзаки. После суматошных поисков, перемежаемых поглядыванием на часы, удалось обнаружить на берегу полусухую, трухлявую доску, оторвать от неё подсохшую часть и разделить эту часть на два импровизированных   «поплавка» чудовищных размеров и несуразной формы. Грузила изобразили из двух старых гаек непонятно-ржавого возраста. Роль живицы-молодицы приняла на себя  дважды отмороженная в дудинских холодильниках корюшка, увы, явно подрастерявшая положенные ей ароматы  свежего огурца.

На поиски и изготовление удилищ  времени вообще не оставалось, потому ребята решили обойтись без них и забрасывать леску с руки, «закидушечным» способом. Серёга, впрочем, уныло считал такую «рыбалку» - делом дохлым, проигрышным и… не спешил. А вот Васька – нет, Васька невозмутимо и упорно, несмотря на нудные причитания товарища, собирал снасти, затем  раскрутил их над головой и забросил в суровые северные воды озера.

Кажется, прошло лишь одно мгновение после того, как несчастную корюшку поглотила озёрная пучина. И вот уже изменившийся в лице Сергей визжит под руку Василию очевидное: «Клюёт! Тащи!» Ошарашенный подобной скоростью событий Васёк тащит. После некоторых совместных усилий на берегу появляется довольно приличных размеров щука, пляшущая из стороны в сторону по белёсому ягельнику.

Улыбающийся Василь наклоняется над добычей, дабы вынуть из пасти щуки заветный крючок, и тут же с удивлением обнаруживает, что ни на какой крючок щука и не думала попадаться. Она, как завзятая собака, просто не отпускала от себя добычу -несчастный искалеченный трупик дудинской корюшки.

Мало того, попытка Василька отнять у неё честно ею добытое была расценена явно неприветливо настроенной озёрной хищницей как посягательство на личное имущество со всеми вытекающими отсюда последствиями. А именно: щука, набросилась на обидчика с такой яростью, что Васёк был вынужден отскочить в сторону.

В последующие несколько минут парни настолько увлеклись  неожиданным конфликтом с разбушевавшейся щукой, что едва не прозевали приближающийся, уже вовсю стрекочущий вертолёт.

У пилотов график жёсткий, ждать некогда. И растерявшиеся, очумелые экологи  бегом, хватая на ходу свои пожитки, ринулись от  сверкающего на солнце озера Долгого к грохочущему, разгоняющему вокруг себя ледяные вихри с кусочками мха и мелкой прошлогодней листвы  вертолёту. И осталась геройская щука, которой всё ж таки «прилетело» несколько ударов сапогом, в прибрежных мхах рядом со своим последним трофеем…

Много всякого случается на земле. Через боль и страдания, через ошибки и неудачи приходит к нам порой опыт жизни. И что такое в масштабах Вселенной это маленькое, нелепое, а для многих, увы, вроде бы даже забавное событие, произошедшее на берегу заполярного озера? Наверное, так оно и есть… для кого-то …

А мне вот жаль, нестерпимо, мучительно жаль того, что всё так нехорошо, неловко получилось. Ну, что такое щука? Всего лишь рыба…

Но ведь и она - живое существо! Ведь так? И пусть это существо можно убить, даже не задумавшись о том, что оно живое, просто так убить, ни за что, ни для какой надобности, пусть! Вот только убийство – это ведь всё равно не победа.  У живого можно отнять жизнь, но одержать победу над тем, кто никогда, никогда, никогда не сдаётся, невозможно …

Гусиный пролёт

В разные времена года красота северной земли  по-своему открывается. Думают, что тундра - это нечто плоское и однообразно унылое, покрытое вечными мёртвыми снегами. Ничего подобного! Всё здесь движется и живёт своей жизнью - даже ветер, даже змеящийся сквозь него снег.

Земля в тундре - где повыше, а где пониже; и овраги есть, и русла рек, и холмы удивительные – ледяные. Весной, когда только сойдёт снег, тундра – почти чёрная, но не совсем, а с красна. Набухающие почки деревьев первыми указывают на смену времени года, наполняясь свежими соками, предугадывая собой и будущее цветение, и свежую, нежную зелень.

Потом начинается разлив рек, могучий и широкий, - от края до края небес. Только озёра долго ещё стоят недвижно под полупрозрачной тонкой корочкой льда, зацветшего всеми цветами радуги. Некоторые – синеватые, другие – коричнево-зелёные, с белыми зимними прожилками…

А летом тундра пахнет свежим мхом, травой и вызревающей ягодой-морошкой живого, солнечного цвета. И дышит коротким знойным покоем.

Но более всего нравится мне в тундре осень. Она здесь короткая, но неторопливая, с ясными, прозрачными полднями и сказочными непроглядными ночными туманами. Земля по осени становится в тундре цветной. Одни травы и кустики краснеют, другие желтеют, третьи становятся бурыми, а четвёртые - по-августовски ещё так и остаются сочно-зелёными. Но самое запоминающееся осеннее действо – это пролёт гусей! Бесчисленными стаями проносятся они днём на юг по лазурному небу. И не только днями летят они.

Однажды глубокой осенней ночью на дальней буровой я вышел из вагончика поглядеть на звёзды:  почему-то не спалось. Увы, звёзд видно не было. Под светом прожекторов медленно клубился туман. Постояв с минуту, я уже было собрался обратно в вагончик, но тут услышал шуршание невидимых крыльев. Множества крыльев. Шуршание было столь явственным, что казалось: они могут задеть мою голову.

Этого не произошло, но тут в клубящейся белёсой темноте возникли голоса птиц. Не крики, не зов, а именно голоса! Как на птичьем дворе. Оказывается, гуси в полёте переговариваются между собой точно так же, как на птичьем дворе в какой-нибудь деревне. О том, что гуси могут одновременно и лететь, и гоготать мне в тот момент и в голову не приходило! И осталось такое ощущение, будто сам птичий двор поднялся в воздух и движется в мою сторону.

Голоса пролётных гусей растворились в тумане. А я ещё долго стоял в темноте, всё ожидая чего-то…. Разве такое забудешь?

Мохнатый пассажир

Есть на тихом севере Туруханского края местечко такое - Ванкором называется. Когда-то этого названия никто и знать не знал, а теперь спроси хоть кого – каждый  краем уха да слышал. Открылось в тех местах большое нефтяное месторождение, и теперь там много народу работает.

А вот дорог туда проезжих отродясь не было.  Лес вокруг да болота на сотни километров. И поскольку грузы разные для работающих постоянно нужны и не всё подъёмно для авиации, то и построили люди к тем местам временную зимнюю автодорогу из снега, полили её водой, чтобы снег в крепкий лёд обратился, чтобы надольше её хватило для перевозок. И начали по ней ездить грузовые машины.

Дорога долгая, нередко шофёрам приходится ночевать прямо в кабине. Куда тут денешься, если вокруг на сотни верст, порой, никакого жилья? Всякое случается в рейсе. Вот и появилась вскоре среди водителей такая легенда: есть, мол, на дороге место, где стоит возле неё песец и ждёт проходящую машину. И если водитель останавливается и открывает кабину,  песец тут же в неё заскакивает, садится на пассажирское сиденье и смотрит вперёд.  Машина отправляется дальше уже вместе с пассажиром. И так – до определённого места, когда вдруг зверёк начинает беспокоиться, всем видом своим требуя, чтобы его немедленно выпустили. Дверь кабины открывается, песец спрыгивает и исчезает за сугробами.

Но и это не всё! На обратном пути можно снова встретить того же песца-автостопщика, ожидающего у обочины попутки! И история повторяется, но теперь уже в противоположном направлении.

Так ли это было – проверить не могу, но песцов на буровых видел своими глазами предостаточно. И не раз. Кормятся они возле людского жилья. Сами приходят. Правда, при одном условии: если рядом с жильём нет собак. А появятся собаки – и не поминай лихом! Уходит песец. Хотя я думаю, что недалеко уходит.  За человеком ведь глаз да глаз нужен. Какой же песец человека без присмотра оставит?!

Михална

Живет возле 448 скважины наш человек – медведица по имени Михална. Берлога у неё там. Родные места. Сама скважина – на лесной поляне, а берлога медвежья – рядом, в лесу, возле речки. Рожает в год и через год то одного, то двух малышей. Возится с ними. Жизни учит. То на речку отведет – рыбу ловить, то на карьер песчаный – с горки кувыркаться. Людей, которые часто бывают в тех местах, она издали узнает, чует. Не трогает. И они не беспокоят её, особенно – малышей.

Вот городские порой дискуссии устраивают: как человеку со зверем на земле уживаться. А зря. На Михалну бы глянули: нет никаких таких проблем. Знает она, что свои люди не тронут ни её, ни детишек. Разве что сладкого оставят возле скважины. А чужих - она сама туда на пушечный выстрел не подпустит! И не только людей, но и медведей!

Был такой случай пару лет назад: горели летом леса возле Урала. И хлынули оттуда местные медведи-погорельцы в нашу Сибирь-матушку-заступницу. Сказывают, явились к Михалне два чужеземных медведя. Оба – красавцы. Видать, посвататься решили к нашей «невестушке». Не по нраву пришлись чужаки Михалне. Даром, что тоже медведи. И пришлось им по-добру, по-здорову, уходить куда подальше от нашей 448-ой скважины.

Прежде, чем зимовать, обходит она свою скважину по кругу: метки желтые оставляет, снег утаптывает: мол, не трогайте до весны, хозяйское всё. Увижу, что тронули: накажу. И спать ложится. Придут люди, увидят, что утоптано вокруг, да помечено хорошенько: гостинцев Михалне оставят и – восвояси. Так и живём пока.

Бегущий олень

По рассказам древнегреческого историка Геродота, однажды скифы задумали дать персидскому войску царя Дария решающее сражение. Выбрали место. Скифская кавалерия построилась для битвы. Персы тоже с копьями наперевес приготовились сражаться. И вдруг, откуда ни возьмись, между двумя армиями пробежал заяц. Заметив зверька, скифы сорвались с места и бросились его догонять. Сражение так и не состоялось. Какая битва? Вы что? Добыча убегает! Могучий древний инстинкт охотника и добытчика присущ нормальному мужскому характеру, и он естественно доминирует над всеми прочими доводами логики.

Ездили вчера с рекогносцировочными целями, исследуя возможные пути подхода к старым давно законсервированным скважинам. Когда впереди исчезли какие-либо следы недавнего проезда автотранспорта и перед глазами, куда ни глянь, остались только ровные поля глубокого нетронутого снега, начали прокладывать в них свой маршрут в выбранном направлении. Впрочем, какая-то дорога здесь когда-то всё-таки была, о чём свидетельствовали верхушки кустов, проглядывавшие из-под сугробов, словно редкие точечные пунктиры. Со мной в кабине находились два промысловых геолога, работающих по вахтовому графику, и водитель вездехода Иван. С одним из геологов – Романом мы были немного знакомы по совместному летнему вертолётному облёту скважин, второго я не знал.

Поиски нужной дороги, особенно там, где её нет, – дело кропотливое, требующее внимания и навыка. Поэтому следы на снегу, пересекающие наш маршрут, первым заметил Иван. Он предположил, что они – заячьи. Однако, Рома тут же отверг его предположение, обратив наше внимание на то, что похоже у их владельца имелся хвост. Следы - то тянулись параллельно нашему движению, то вновь пересекали его. Мне версия Романа показалась более убедительной. «Наверное – песец или лиса», - решил я… Едем дальше. Следы не пропадают из виду, тоже тянутся. Начали припоминать разные случаи встреч с дикими животными.

И в этот момент Рома воскликнул, указывая пальцем: «Да, вот же он!» Точно! Поначалу мне сослепу показалось, что там, далеко впереди – что-то похожее на собаку с загнутым крючком хвостом. «Хаски?» – вопросительно посмотрел на меня Иван. «Какие хаски? – захохотал шибко зоркий Рома, – это же олень!» Ого! Так и есть!

Мы приближались к нему, а он всё стоял, как бы поджидая нас. Однако, когда между ним и вездеходом осталось метров 15, зверь побежал. Каким образом бегают лесные звери при встрече с человеком не пешим, а находящимся в автотранспорте? По опыту своему скажу, несмотря на то, что зверь в каждый момент своего движения волен бежать в какую ему будет угодно сторону, на самом деле он, по возможности, всегда бежит абсолютно одинаково - прямо перед транспортным средством, никуда не сворачивая с дороги ни вправо, ни влево. Так в прежние годы молодости в одном из кавказских ущелий было при моей встрече с диким кабаном на ночной горной дороге, так произошло и в случае с зайцем в енисейской тайге. И теперь – олень бежал перед машиной строго по прямой линии, преодолевая глубокую снежную целину.

Первым догадался запечатлеть оленя на память второй геолог. Он встал за спиной водителя и начал щёлкать сотовым телефоном. Через минуту и мы с Романом присоединились к фотоохоте. Древний охотничий азарт на минуту захлестнул всю нашу дружную компанию. Какие скважины? Какая рекогносцировка?? Олень убегает! Добыча уходит!.. Как точно и прозорливо писал когда-то поэт Александр Блок: «Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы…» Геродот ничего не придумывал. Видимо, всё так и было во времена царя Дария, как он описал. Суть людская не изменилась.

Наконец, олень сделал прыжок в сторону, отбежал ещё метров десять и, поглядывая на нас, остановился передохнуть. А мы проехали мимо. Вот и вся охота.