Непутевые заметки
Поездка моя августовская вершилась под чудо-аккомпанемент "роялей в кустах": похоронные марши, летучие мыши, органы старинных соборов, солнце, ветер, немцы... Как там у Заболоцкого? «Все смешалось в диком танце, и летят во все концы – гамадрилы и испанцы, ведьмы, блохи, мертвецы!».
Ведьмы и мертвецы - были точно. За остальное не ручаюсь. (Только блох мне еще не хватало!)
Иногда, в какофонии звуков, запахов и цветов, начинал звенеть марш Мендельсона. Это был необъяснимый повторяющийся глюк, но ничего кроме ухмылки он у меня не вызывал.
Нюрнберг, друзья, новый дом на окраине. Вечер прошел мирно, за обсуждением политических моментов, а ночью в окно влетели две летучие мыши. В Нюрнберге... летучие мыши!! Две сразу!? Влетели в открытое окно. Офигеть!
- Это у вас так принято?
- Что ты, первый раз такое вижу!
- А, ну понятно... Это – ко мне – пошутила я. - Привет с того света!
И через полчаса чуть было туда отправилась...
Стала смотреть на компе фотографию внезапно умершего отца моей приятельницы (фото было спешно прислано по электронной почте на предмет: не надо ли ему чего, «и вообще, как он там?»). Посмотрела. Даже поговорила. Самое печальное - я знала его лично... - Федор Константинович, что я могу сделать для Вас?
– Да что уж теперь сделаешь, деточка! Он замолчал, наклонив голову, и вдруг встрепенулся, глаза его вспыхнули и он крикнул одними губами: – вы-то... живите! Жи-ви-те!!! Я ведь не жил... И почти ничего не делал так, как хотел!
И вдруг у меня так прихватило сердце... Минут десять почти не могла дышать от боли. Вот, думаю, и всё. Тут на чужбине и схоронят. А потому что технику безопасности надо соблюдать, когда с умершими общаешься! И знаки читать...
Если к тебе только что, на четырнадцатый этаж влетели две летучих мыши - стоит задуматься... и, может быть, над всей своей жизнью.
Держусь за сердце. Почти не дышу, рот открыт, глаза вытаращены, перебираю в голове возможные варианты действий, и понимаю, что остается только одно:
" Свечку, бумагу и ручку" - шепчу я приятелю, который роется в домашней аптечке, в поисках нитраглицерина. "Ты что - завещание при свечах собираешься писать?" - шутит он неловко, но запрошенный комплект выдает. Я ухожу на кухню, сажусь за стол и одним движением рисую на бумажке фигуру, которая должна символизировать меня. "Отжигаю" свечкой от нее что-то невидимое и опасное – предположительно, "некротический канал". Бумажка с фигуркой неожиданно вспыхивает у меня в руках, я бегу с факелом к раковине, и когда смываю пепел, вдруг понимаю, что сердце больше не болит. (Вот так-то! А то, заладили: "нитроглицерин, нитроглицерин!")
- От чего умер твой отец? - пишу я в почту подруге.
- От инфаркта.
Утром и следа не осталось от ночного кошмара. Меня встретил прелестный маленький Нюрнберг. Немцы, оказывается, нежные и романтично-предупредительные. И речь их совсем не лающая, как в советских фильмах про фашистов, а мягкая, мелодичная, грассирующая. А какие башни и соборы! Собор святого Лоренца. Лоренцкирхен! Я там пряталась от короткого дождя и пела с паствой какой-то прекрасный псалом. Псалом летел вверх, к готическим сводам и цветным витражам. Городская стена с воротами. Замшелая. Средневековая.
Как-то мне всё это близко...
В музее Дюрера сделала литографию с его картины. (Там станок на последнем этаже, и можно самому все сделать.)
В магазине национальных костюмов провела часа три. Примеряла корсеты и рубашки с кружевами, в которых, как мне казалось, нежные и пышногрудые Гретхен должны были подавать пиво своим краснорожим, веснушчатым Гансам. Один костюмчик очень подошел. Но ёлки-палки! У меня дома уже целая коллекция бесполезных корсетов, которые радуют мою историческую память, но абсолютно непригодны для обычной жизни: в магазин не пойдешь, на деловое свидание - тоже. А балы я что-то совсем перестала посещать. Так что наряд пастушки Гретхен разве что для постели сгодится. И что-то подобное у меня уже есть в нескольких экземплярах. Не купила...
В Польшу прилетела на два дня раньше. Хорошо, что есть Интернет! Я уже, было, заказала отель в Гданьске, но моя приятельница Малгоша, посещавшая «лошадиную» выставку на другом конце Польши, написала мне, чтобы я ехала к ней. Никаких отелей! Меня встретят в аэропорту и привезут! Встретили, привезли. И я прожила пару дней одна в очень странной и художественной трехэтажной квартире. Каждый день в ней прибавлялось по нескольку кошек. К вечеру второго дня я окончательно в них запуталась! Пара вольных и нахальных котов, живших на первом этаже, были обнаружены мной сразу. А остальных я находила постепенно. По мере изучения дома. На следующий день я устроила себе экскурсию по второму этажу и обнаружила там еще одну пару котов, запертых в одной из комнат. У них было «всё включено»: вода, сухой корм, кошачий туалет. Затем, уже на третьем этаже, я нашла в ванной комнате корзину с маленькими слепыми котятами. Оказалось, что одна, из уже знакомых мне кошек, является их матерью. Не знаю, что бы я обнаружила на третий день, но, слава богам, Малгоша вернулась с выставки!
Гуляла я по сказочно-игрушечному уленшпигельскому Гданьску, и «пепел Клааса стучал в мое сердце». Как я люблю эту историю!
Приятно, когда тебя называют "Пани".
У нас-то уже давно ни «барышнями» ни «девушками», никто никого не зовет.
- Женщина - вы крайняя?»
- Я? Спасибо, что, хоть не «самка»!
Услышала мимолетное ругательство на улице: "Курва дивна!" - думала это меня так приложили... оказалось, просто человек споткнулся. Дождь-солнце-дождь-солнце. Прелестные чопорные чаепития с Малгошей. Разговоры про настоящую любовь. А в конце – погоня: гнались на ее машине за уехавшим без меня поездом – едва поймали его на границе с Калининградом.
В аэропорту Калининграда пришлось ждать. Задержали вылет. Сижу, как в театре, жизнь наблюдаю. За столиком напротив – мужик с бокалом пива и сосисками. Красивый и пьяный-распьяный. В очень дорогом костюме. Свой кожаный кейс, телефон и кошелек – художественно разбросал по большому столу. Хотел встать. А ножки новомодного стола сложилась. И все рухнуло и разлетелось в разные стороны. Бокал с пивом взметнулся вверх, обдавая пассажиров пеной, и брызнул осколками на пол. Колбаски полетели вместе с вилкой в одну сторону. Кошелек и очки - в другую. Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться.
- Не виноват я, суки! – сказал мужик гордо, обращаясь ко всем, кто сидел в партере.
Постоял, покачиваясь, и оглядывая публику... Увидел меня. Хотел собрать разлетевшиеся вещи, но плюнул, и направился прямиком ко мне. «Помоги, - говорит,- в Москву улететь. Меня, сняли с рейса за дебош! Я вот глаза твои увидел, и понял, что ты поможешь!»
А вокруг-то вьется вокзальная нечисть и менты, которые «с таких пассажиров кормятся». Ну, что делать - собрала я его вещи и повела в кассу. Оформила билет. Кассирша махнула рукой, говорит - "Да опять его снимут с рейса, если вы с ним не полетите!" (А у меня другой самолет, раньше улетает). Он посмотрел на меня как ребенок: "Вот тебе мой кошелек - возьми себе билет! Пожалуйста!" Пришлось взять. Свой сдала. Когда подошли к зоне контроля, он вспомнил, как его тут ужасно обидели, и стал орать на весь аэропорт, что он их всех на «страшные бабки поставит». «На пятьсот миллионов!» Я смягчала ситуацию: делала реверансы представителям власти, смиренно улыбалась «облапывающим» нас таможенным девушкам. С грехом пополам контроль прошли.
Там, в зоне посадки он рванул в дьюти-фри, купил себе коньяк, а мне - духи. «Нину Ричи – яблоко». Как угадал? В самолете спал всю дорогу на моем плече, и протрезвев к концу поездки, пытался сделать мне предложение: "А выходи – говорит, – за меня! Я знаешь как любить умею!" Дыхнул доверчиво перегаром. Я посмотрела на его бандитскую рожу и твердо сказала: "Не могу. Я - замужем».
"Ну, а хоть телефон-то свой дашь? Ну, телефон-то дам..."
Во Внуково отправила его на такси, и пошла получать свой багаж.
Экспресс уехал. Почти час ночи. Людей нет.
Мародеры-таксисты коршунами вились вокруг, но лишних полутора тысяч у меня уже не было – поиздержалась в дороге.
Под козырьком, на автобусной остановке, одинокий хмырь кавказской наружности. Страшный какой-то, в руках пара замусоленных сумок. Сажусь на скамеечку. С перепугу пытаюсь наладить человеческую коммуникацию: «Как думаете, автобус еще будет?»
А он отвечает мне на чисто русском языке, без акцента: «Думаю, еще будет.... И дальше какой-то довольно сложный текст. Я так и застыла с раскрытым ртом. Вот тебе на!
Оказалось, грузин. С простым греческим именем - Константин. Давно живет в России. Преподает математику, кандидат наук, (а рожа-то разбойно-небритая!), есть хобби -занимается выуживанием секретной инфы в Инете (грузинский шпион, наверное).
«Стоп! Опять чертовщина началась?»
- Да она и не прекращалась – усмехается кто-то трезвомыслящий во мне.
- Пойдемте, - говорит грузин, - на другую остановку, тут вот пройти немного, за углом – там больше автобусов. Он хватает мою тяжелую сумку, и мы несемся с полкилометра на другую остановку. Я, главным образом, страхую сумку, прикидываю: сможет он с ней сбежать, или - нет. У него еще две своих. Далеко не убежит. По дороге, на всякий случай, затеваю философскую беседу, чтобы держать его под контролем... Блин, ну и рожа!
Поймали автобус, доехали до метро. Ну, думаю, надо прощаться, буду такси ловить. Но оказалось - за математиком джип «ниссан» приехал с двухметровой грузинской гориллой за рулем. И горилла эта говорит мне, широко улыбаясь: Давезем, крррасавица, куда скажешь!"
Ну, двум смертям не бывать – села к ним в машину...И вправду, довезли до дому, прислонили к двери...
- Спасибо Вам большое, Константин! – искренне сказала я.
- Что Вы! Это Вам спасибо. Я ведь с похорон матери лечу. (Бог ты мой! Дежавю какое-то со смертями!) Одиноко мне было... Вот, - он потрогал подбородок обросший щетиной - у нас обычай такой - сорок дней не бреются после смерти близкого человека. Вы уж извините ... Можно телефон Ваш - я надоедать не буду. Просто приятно было бы еще поговорить.
- Запишите, конечно.
Вечер удался!
Что у нас в сухом остатке? Куча впечатлений, пара подвигов, духи... А еще зачем-то дала свой телефон двум славным ребятам – пьяному московскому бандиту и грузинскому математику-хакеру.
Ну и рояли у меня в кустах!..