Главная » Литературный ресурс » Проза » Какими я их знал и помню…

Какими я их знал и помню…

11 май 2016
Прочитано:
1013
Категория:
Украина
г. Луганск

История из первых уст

Какими я их знал и помню…

На своем жизненном пути я встречал немало замечательных людей. Одним из них был Филипп Петрович Лютиков -- председатель родительского комитета Краснодонской средней школы. Впервые я его увидел вот при каких обстоятельствах.
Вблизи школы дрались двое пьяных. Били друг друга кулаками, пинали ногами. Была перемена. Многие ребята, в их числе и я, с интересом наблюдали за происходящим. Неожиданно подошел дежурный учитель и потребовал:

- Быстренько в школу! Стыдно пионерам смотреть на такое.
- Это почему же стыдно? - обратился в нему проходивший мимо невысокий плотный мужчина с орденом Трудового Красного Знамени на груди. - Смотрите, смотрите, ребята. Да хорошенько запомните, до какого бесстыдства может дойти пьющий человек.

В тот же день, на сборе отряда, я снова встретил мужчину с орденом. Представляя его, старший вожатый Степа Кудинов сказал:
- Сегодня на нашем сборе присутствует председатель родительского комитета школы Филипп Петрович Лютиков. Давайте попросим его рассказать о своем детстве.

Мы дружно захлопали. Филипп Петрович поднял руку, призывая к тишине, и сказал:
- Детство? Его, собственно, не было. Была нужда, изнурительная работа у кулака. Трудился я наравне со взрослыми. Об учебе не мог и думать: надо было работать, чтобы не умереть с голоду. Рос без отца, а в тринадцать лет остался и без матери. Один во всем белом свете. Что делать, куда податься? Как-то безземельные мужики ехали искать работу в Донбассе. Уговорил. Взяли с собой. Вот так я и оказался в Краснодоне. В то время это грязное неустроенное поселение называлось рудник Сорокина. Не было ни школ, ни каменных домов, в которых вы сейчас живете, ни мощеных улиц. Голо, серо, неуютно.

Огромные деревянные бараки, глинобитные мазанки «Шанхая» да казенка, в которой напивались шахтеры после изнурительного труда. Мы внимательно слушали Филиппа Петровича. Он свято верил в созидательную силу труда. Именно таким людям, как Лютиков, подражали мальчишки моего поколения.


Накануне оккупации

1942 год для советских людей начался выступлением по радио Михаила Ивановича Калинина. Обращаясь к соотечественникам с жизнерадостной, вселяющей уверенность в наши силы речью, он сказал буквально следующее: «Поздравляю вас с Новым годом и желаю всем советским народам в новом 1942-м году разгромить без остатка наших смертельных врагов -- немецких захватчиков». Уверен, без согласия главного цензора страны - И. В. Сталина - брякнуть такое Калинин не осмелился бы. Речь Калинина я слушал в штабе 733-го стрелкового полка 136-й стрелковой дивизии в ожидании полковых разведчиков, которые должны были обеспечить нашей группе партизан переход немецкой линии обороны.

Именно под впечатлением новогодней речи всесоюзного старосты Ворошиловградский обком КП(б)У обратился в СНК СССР с предложением возобновить добычу угля на шахтах области. Совет Народных Комиссаров одобрил почин и 23 января 1942 года принял постановление о восстановлении и организации добычи угля на шахтах Ворошиловградской области и о подготовке и проведении весеннего сева. Стали возвращать вывезенное шахтное оборудование, оснащение заводов и фабрик, имущество колхозов и совхозов. Специалистов угольной промышленности отзывали не только из эвакуации, но даже из Красной Армии. Так, весной 1942 года вернули с фронта главного механика шахты имени Николая Баракова, будущего агента 8-го отделения Поарма-18. Ни один экономист, историк, политик, журналист так и не подсчитал, сколько впустую было затрачено сил и средств на необдуманные действия -- возрождение в прифронтовой области нормальной хозяйственной деятельности.

По непонятным причинам, вопреки мнению командиров частей Красной Армии, отводили в тыл и расформировывали партизанские отряды Сталинской и Ворошиловградской областей. Наш отряд распустили в марте. Меня перевели в резерв. Старший батальонный комиссар Александр Борцов сказал, что как только мне исполнится шестнадцать лет и я получу паспорт, он зачислит меня в штат своего отделения. И вот в мае с новеньким паспортом в руках я предстал перед Борцовым. Мой начальник был чем-то обеспокоен. Он дал понять, что предстоит ликвидация восьмых отделов и отделений.

- Немцы очищают тыл от советских агентов, поступают сведения о массовых облавах в прифронтовой полосе. Это уже свидетельство подготовки крупномасштабного наступления. А мы подумываем о расформировании восьмых отделов и отделений, отзываем агентов и диверсантов, перед этим расформировали целый ряд партизанских отрядов. Выходит, мы невольно помогаем врагу…

30 мая 1942 года Государственный комитет обороны принял постановление о ликвидации восьмых отделов и отделений и о создании при Ставке Верховного Главнокомандования Центрального штаба партизанского движения. 17 июля, за три дня до оккупации Краснодона, не поставив в известность политотдел 18-й армии, бежал Краснодонский райком партии. Наш истребительный батальон 17, 18 и 19 июля буквально разрывался, чтобы поддерживать в Краснодоне порядок. Дезертиров мы уже не задерживали - их негде было содержать и некому было судить. Мы всего лишь пресекали их противоправные действия, часто при этом применяли оружие. В ночь с 19-го на 20-е июля наш истреббат покинул город.


Единственный засекреченный агент

Спустя десятилетия, во время одной из многочисленных встреч с Борцовым, зашел разговор о военном Краснодоне.
- Голова шла кругом, не знал, за что хвататься, - вспоминал Александр Александрович. - Все было главным, все было неотложным. Помню, как 13 июля меня вызвал начальник политотдела Мельников и спросил: «Знаешь, что вчера немцы были уже в 35 километрах от Ворошиловграда? А где они сейчас? Меня прежде всего интересует организованное подполье Краснодона, на случай, если этот город нам придется оставить».

«Такого подполья нет, - ответил я. - Все, что было подготовлено осенью сорок первого, рассекречено. Партизанский отряд, вы об этом знаете, по решению военного совета армии направили в Сталинскую область. С ним ушли разведчики и диверсанты. Есть один-единственный засекреченный… самовольно оставил его… на случай оккупации Краснодона, как своего агента».
- Вы имели в виду Филиппа Петровича Лютикова? - перебил я своего бывшего начальника.
- Именно его, - ответил Борцов. - В мае 1942 года по моей просьбе Лютикова освободили от работы в Центральных электромеханических мастерских. Официальная причина – «не справился с работой». Фактически - с целью заслужить доверие немцев в случаи оккупации города. Об этом знали только два человека: я и первый секретарь райкома Нудьга.

Легализовавшись, Лютиков должен был явиться к оккупантам, предложить им свои услуги. При этом непременно заявить, что он давно их ждал. В начале июля Борцов настоял на том, чтобы семья Лютикова заблаговременно эвакуировалась вглубь страны: зная, что родные находятся в безопасности, Филипп Петрович станет чувствовать себя увереннее. Проследить за выполнением приказа начальник 8-го отделения поручил своему сотруднику Коробову. Вскоре тот доложил: «Жена и дочь Филиппа Петровича обеспечены транспортом, продуктами питания и необходимыми документами, выехали из Краснодона».

Борцов вспомнил свой разговор с начальником политотдела 18 армии Мельниковым.
- Украинский штаб партизанского движения не имеет ни сил, ни возможности организовать подполье Краснодона, - сказал тогда он. – Штаб только-только создается. Потому решено это дело поручить вам… Надо срочно создавать новый партизанский отряд. За день-два управитесь?
- За день-два?! Партизанский отряд?! – переспросил Борцов. – Из кого?
- У нас есть армейские курсы младших лейтенантов. Там все фронтовики. Их никто в городе не знает. Вот вам готовые народные мстители, - предложил Мельников.

Вот такой разговор о краснодонском подполье двух ответственных работников состоялся в июле 1942 года, за несколько дней до оккупации Краснодона. Выполняя указание политотдела армии, Борцов в чудовищной спешке сформировал второй Краснодонский партизанский отряд. Старый разведчик и опытный чекист понимал, что обрекает этих мужественных людей на верную гибель. Однако «приказ начальника - закон для подчиненного».

Численность отряда была около сорока человек. Успели создать всего лишь одну базу вооружения и продовольствия в Чурилиной балке недалеко от Краснодона.


Весь отряд был уничтожен в первые же дни оккупации

В день оккупации Краснодона Александр Борцов последний раз инструктировал Лютикова. И едва не угодил в плен. Ушел из города, как он сам мне рассказывал, когда немцы вступили на окраину Краснодона. Ушел с мыслью уже о другом важном и многотрудном задании: сформировать 1-ю армейскую партизанскую бригаду при политотделе 18-й армии.

А вот что помнит о тех днях К. П. Донцов, один из инструкторов восьмого отделения (к слову, он непосредственно готовил к подпольной работе Лютикова). В письме ко мне от 10 сентября 1995 года он сообщал:

«…О Лютикове. Наш начальник (Александр Борцов.—К.И.) снабдил его паролями, сообщил о двух помощниках, которые к нему явятся. Сказал, что содействие Филиппа Петровича может понадобиться еще кое-кому. Когда они пожалуют к нему и назовут пароль, он назовет отзыв. (Александр Александрович имел в виду курсантов и связного Украинского штаба партизанского движения). В нескольких словах уточнил задачу Лютикова. Она по-прежнему состояла в противодействии усилиям оккупантов восстановить хотя бы одну угольную шахту. Лютиков на время уходил в глубокое подполье, из которого ему следовало выйти лишь после организации в Краснодоне гражданской администрации в виде городской управы и немецкого учреждения по руководству угольной промышленностью. И никак не раньше! Фашисты очень нуждались в угле, тем более в коксующемся. Потому Борцов был уверен: с созданием такого хозяйственного органа оккупанты медлить не станут».

После выхода из подполья Лютикову надлежало явиться к немцам и предложить свои услуги в налаживании добычи угля. Любой ценой Филипп Петрович обязан был завоевать доверие оккупантов. Он должен был знать все намерения гитлеровцев, касающиеся восстановление шахт. Ему также поручалось взорвать водонапорную башню, чтобы немцам негде было брать воду. Невероятная спешка в подготовке второго подполья Краснодона привела к тому, что уже в первые дни оккупации по невыясненным причинам взорвался склад боеприпасов и вооружения в Чурилиной балке вместе с находящейся в ней группой партизан. Остальных командиров и бойцов, отобранных для партизанской и подпольной борьбы из слушателей курсов младших лейтенантов, фашисты арестовали и казнили: одних - вскоре после прихода в Краснодон, других - перед отступлением под напором Красной Армии. В акте районной комиссии по расследованию злодеяний немецких фашистов в Краснодонском районе, составленном 20 июля 1943 года, говорится, что во дворе полиции были обнаружены расстрелянные 32 человека. Из них семь человек местных жителей и 25 военнопленных. Трупы военнопленных были изуродованы до неузнаваемости. В числе 71 трупа, поднятых из шахты № 5, семь неопознанных. Среди 32-х человек, заживо зарытых в городском парке, 19 после страшных пыток тоже были неузнаваемы. Александр Борцов был уверен: среди 51 неопознанного трупа немало бойцов и командиров второго Краснодонского партизанского отряда. Александр Александрович не мог без содрогания вспоминать тех ребят.


Пароль - отзыв

Восстановление угольных шахт немцы начали, как и предполагал Борцов, с центральных электромеханических мастерских. Они понимали - без возобновления работы этого предприятия невозможно осуществить задуманное. Узнав о намерении фашистов, вначале Лютиков, затем Бараков вышли из подполья. Оба предстали перед руководством дирекциона № 10, - так называлось открытое в Краснодоне отделение «Восточного общества по эксплуатации каменноугольных и металлургических предприятий». И скромный русский мастеровой Лютиков, и респектабельный горный инженер Бараков произвели на фашистов благоприятное впечатление. Когда речь зашла о партийности, и Лютиков, и Бараков высказались примерно одинаково: да, были членами коммунистической партии, однако вступили не по идейным соображениям, а для того, чтобы получше устроиться в жизни. После дополнительных проверок их взяли на работу. Вскоре к Лютикову пришел бывший командир роты армейских курсов младших лейтенантов старший лейтенант Николай Талуев и попросился на работу. Между делом назвал пароль, которым снабдил его Борцов. Лютиков от неожиданности насторожился. Сославшись на плохой слух, попросил гостя повторить только что сказанное. Тот произнес пароль еще раз. Филипп Петрович назвал отзыв.

А когда через пару дней явился младший лейтенант Румянцев и назвал тот же пароль, что и Талуев, Филипп Петрович почувствовал себя на седьмом небе от счастья. Теперь Лютиков с нетерпением ждал связного от штаба партизанского движения. Ждал каждый день, каждый час. Время шло, а связной все не появлялся. Откуда Филиппу Петровичу было знать, что из-за отказа Украинского штаба партизанского движения (УШПД) принять дела 8-го отделения  Борцову не удалось переподчинить этому органу не только Лютикова, но и многих других агентов и диверсантов, а также партизанские группы и даже целые отряды. Как рассказывал мне впоследствии командир одного из партизанских отрядов Донецкой области Петр Макарович Компаниец, он тоже ждал связного, но так и не дождался. Судьба отряда, хорошо мне знакомого, оказалась трагической: он погиб из-за отсутствия связи с УШПД.

Между тем Лютиков уже с первых дней работы в подполье располагал ценнейшими сведениями о намерениях и практических делах оккупантов, расположении их репрессивных и разведывательных органов, воинских частей, администрации Краснодона. Все это, конечно же, пригодилось бы разведывательным органам. Но работа агента без связи с Центром равна нулю.


Он не сдался и погиб, как герой

Горько было Филиппу Петровичу сознавать все это. Однако он не сдавался. Действовал по своему усмотрению. Как работали Лютиков и Бараков, видно из того, что ни одна шахта Краснодона так и не была восстановлена. Немцы разоблачили руководителей Центральных электромеханических мастерских поздно, уже перед своим бегством из Краснодона. Филипп Петрович Лютиков и Николай Петрович Бараков разделили судьбу большинства молодогвардейцев: фашисты сбросили их в шурф шахты №5 в ночь с 15 на 16 января 1943 года.