Белый мамонт

10 дек 2015
Прочитано:
1275
Категория:
Российская Федерация
Москва

Белый мамонт

Когда я была маленькая, года три или четыре, зубы и лечили и драли без наркоза. Это сейчас я научилась быстро впадать в транс.. да и наркоза сейчас хоть отбавляй. Даже весело. А тогда — ну вы не поверите, конечно, и никто не верил, но даже когда меня стригли в парикмахерской, я чувствовала боль от прикосновения рук парикмахера, я не любила чистить зубы — от щетки мне было больно. Врачей в зубном кабинете и бедную мою маму я доводила до ярости. Попробуйте лечить ребенка, который бегает вокруг кресла? Попробуйте взять кровь из вены у ребенка, который падает в обморок от вида иглы? Вот-вот. Но время проходило, и снова зубы - почему? Ну почему их бывает нужно лечить. А наркоза все равно нет. И вот однажды... Однажды я увидела белого мамонта.

Врач орудовал в моем зубе своей бормашинкой, и я, естественно, прислушивалась к каждому звуку, к каждому мановению, чтобы предвидеть тот момент.. Ну тот.. тот самый момент начала непереносимого ада. И вдруг я поняла, что вижу зуб изнутри. Я вижу огромную пещеру, огромную, как в фантастических рассказах. Таких пещер не бывает в природе. И вот я оказалась в этой пещере. Я видела врача, но он постепенно отдалялся, нет, он не пропадал, он становился ненастоящим. А настоящей становилась пещера, в которой я брела вслед за звуком, вибрирующим в мое кости. И вдруг навстречу мне появился мамонт. Огромный белый мамонт. Он, плавно покачиваясь, подошел ко мне, его длинная белая шерсть напоминала овечью - знаете такие - колбасками? - ну вот. Он подошел ко мне, остановился и поднял хобот.

Тут я могла бы придумать, что он втянул меня внутрь себя, и мы с ним оказались в Индии или древнем мире, но это не так. Никуда он в меня не втянул. Он начал всасывать в себя воздух вместе с моей болью, мамонт высосал всю боль. Вернее страх боли. Боль осталась, но перестали болеть жилы на руках, тело расслабилось, и мне стало все равно. Я с изумлением смотрела, как мамонт уходит. Он уходил куда-то в свет, медленно покачивая шерстью.

И когда врач все закончил, мне даже жалко было.
С мамонтом мне было хорошо.


Кошка Алиса

Жил один мальчик с одной девочкой.

Они вместе смотрели кино вечерами, делали сайты - он был программистом, она дизайнером - ездили в разные страны в путешествия, копили деньги на квартиру. И была у них кошка. Мурчала, спала на одеяле, сидела на окошке. Это было почти счастье. Но вот как-то раз на одной из вечеринок мальчик случайно изменил девочке. Он и сам не знал, как это получилось. Она была в отъезде, а ему стало грустно и пусто. А тут ее подруга. В общем... Головой девочка понимала, что это случайность и ерунда, но - как ни старалась - не смогла пережить этого.

А тут еще кошка под машину попала.

И девочка ушла от мальчика. А мальчик остался один. Через некоторое время он завел кошку и назвал ее именем девочки - Алисой. И кошка Алиса стала жить с ним, как прежняя кошка девочки. И так они жили вдвоем долго-долго, и мальчик иногда вывешивал фотки кошки Алисы в фейсбук, когда начинал особенно сильно скучать по девочке.

А девочка лайкала их. И больше ничего. Потом девочка вышла замуж, мальчик женился.

Но время от времени он вывешивает фотки кошки Алисы, а она их лайкает.

 

Куклы

В детстве я разбирала кукол. Мне дарили холодных пластмассовых Наташ  с вылупленными бессмысленными глазами. Все, что они могли, это говорить : "Мма-а-а-а. Мма-а-а!" Но это "ммаа" быстро наскучивало. И каждый раз, когда мама просила не разбирать куклу, я обещала, но потом не удерживалась. Мне очень хотелось узнать, что внутри. И я вытаскивала стакан с голосом из спины, потом делала трепанацию черепа, отвинчивала руки и ноги, потом я это собирала обратно, но это был плохой конструктор. Спасибо, кстати, родителям, что за ломку игрушек меня ни разу не наказали. Хотя ведь они стоили денег. Нет. Дело не в деньгах. Мои бедные родители часто собирали кучку, отрывая от зарплаты крохи, чтобы купить мне теплую шубку или туфельки. Дело не в этом.

Дело в том, что мне нравилось разбирать и собирать вещи. В этом была тайна - как части становятся целым. Эта тайна возбуждала.

Мама очень хотела сделать меня такой девочкой, какую видела в своих мечтах "учительницу рисования в художественной школе, замужем за летчиком". По крайней мере, в этом она видела свой родительский долг.

Между нами царило полное взаимонепонимание, но я люблю маму, и многое я делала из любви. Любила Левитана и Шишкина, тогда как конструкторы Пикассо и Ван-Гога были мне куда ближе, ходила на концерты классики, хотя джаз нравился мне куда больше. Я могла слушать Элингтона кругами целый день - это была единственная пластинка. Которую я случайно нашла в куче Чайковских, Бетховиных, отцовского Бернеса, из попсы была Толкунова и - случайно - Пиаф, которую я тоже заслушала до дыр. Про Робертино Лоретти я думала сначала, что это женщина.

Ха. Что-то я отвлеклась! Речь не об этом.

Речь о куклах.

Так вот. Куклы от частых разборок быстро приходили в негодность. Зато каким праздником было, когда папа разрешал мне собирать с ним настоящий телевизор. Он паял по схеме транзисторы, резисторы, конденсаторы. "Кондюсат", - называла с в три года серебряных холодных жучков. Я и кондюсаты ненужные разбирала - там тонкая фольга, пропитанная странной жидкостью.  Особенно я любила подавать красные и синие "сопотиления". А когда папа позволял припаять одно из них, я считала, что день удался. Жизнь не прошла зря. Мы наматывали трансформаторы. Короче, занимались творчеством.

В этом процессе был важен сам процесс. Потому что потом, когда через год мы собрали телевизор, показывал от отвратно. И показывал так еще несколько лет. Пока отец не купил, наконец, фабричный, как у бабушки. У бабушки телевизор всегда был фабричный, хотя дядя - как и отец закончили один и тот же Горьковский радиофак. Но дядя был поколения 60-ков, и это была совсем другая логика - мне в чем-то более близкая. С дядей мне было легко. "Манчестер и Ливерпуль" - для меня это песня детского счастья, когда мы всей семьей с дядей и бабушкой собирались вечером на ужин. Но это снова отфтоп.

Итак. Куклы.

На день рождения я могла попросить у мамы что угодно. В рамках цены. Я редко упиралась, мне всегда было жаль моих замотанных родителей, и я скорее шла на уступки, если заходила речь о какой-то покупке.

Но когда меня забирало, тут меня можно было убить. Только убить.

В тот день рождения, мне исполнялось пять лет, и это было последнее мое детское Деньрожденье. Потом родился брат, и я стала взрослой.

Так вот. Это все еще про кукол.

Мы пришли в магазин, и я увидела две прекрасных вещи: большой зеленый грузовик и белые пушистые тапочки с заячьими (искусственными, конечно) мордочками и ушками.

Сердце мое заколотилось бешеной птицей. Что выбрать? Грузовик был хорошо. НО! У меня же были сопотиления и кондюсаты, разобранные трансформаторы, куклы разобранные. А пушистых зайчиков у меня не было. Да еще тапочки! Это все равно как самой превратиться в зайчика! Ну вы понимаете.

- Мама! - заорала я, кинувшись к витрине. - Мама! Купи мне эти тапочки!
- Нет, - сказал мама, стыдясь моего нечеловеческого ора. - Глупости.
- Ну почему? Мама-а? - я хотела тапочки до рыданий.
- Ну они же порвутся через два дня. И все. давай купим тебе красивую куклу. Ты опять все сломала.

- Не хочу куклу, - надулась я, хотя мысль о том, что тапки развалятся, была мне понятна. И мне было жаль зайцев. И даже тогда меня впервые (или нет) посетила мысль о том, что все нежное, волшебное и прекрасное  удивительно хрупко. Ненадежно. Может быть, я бы даже не надевала эти тапочки, а просто смотрела бы на них и гладила. Но я протормозила, да и по тону мамы было ясно, что тапок не будет.

Мы уже стояли около витрины с игрушками. Это был такой магазин районного уральского центра. В Курганской области дело было. Сельпо, короче. ))) Мне и до сих пор нравится заходить  в сельпо ( это отвлечение от сюжето, в фильме оно было бы передано операторским смакованием деталей, а актерски - слезами на глазах актрисы).

Куклы.

- Я хочу грузовик, - сказала я мрачно.
- Ну посмотри, какие куклы? А? Ты же девочка. давай купим красивую куколку.
- Грузовик! - сказала я и уперлась в позу, из которой меня мог бы вывести добрый подзатыльник отца. Но отца рядом не было, и я уперлась.
- Ну хорошо, - сказала мама с печалью. И купила мне грузовик.

Я любила грузовик. Он был несломаемым, у него был кузов, который поднимался, колеса, которые ездили. В общем, если не считать тапочек, то день был удачным. И я улыбалась. Мама была разочарована. Но ее уже занимал следующий человек нашей семьи - мой брат, начавший жить у нее в животе. Тогда я не любила его, потому что не знала, что он придет дать мне свободу любить грузовики.

Это тоже о куклах, но это другая история. А в этой истории кукол я стала возить на грузовике. И это было вполне нормально.

Так к чему это все?

Потом в моей жизни стали появляться люди-куклы. Они приходили ко мне, чтобы я разобрала их и собрала снова. И я поняла чем отличаются люди от кукол? Когда разбираешь человека, у него есть шанс собраться снова правильно. Потому что правильность - это пересечение множеств. Она где-то там. Мы все - пересечение множеств.

Люди живые. Они могут сами найти свое пересечение множеств. Просто когда я разбираю их, они начинают понимать, как они устроены. И там уже дальше - их дело.

А я пишу роман или пьесу.

Разобранные мной люди часто благодарят меня потом, спустя время или в процессе разборки. Так тоже бывает. Но чем сложнее кукла, тем сильнее ее приходится разбирать. Иногда она плачет, ругается.  Ну и я. Я же тоже кукла. Я тоже постоянно ищу множество, которое будет для меня правильным.

А зайчики?

В жизни бывают минуты зайчиков. Но в основном нормальное в жизни — это грузовики.

В грузовик можно и тапочки положить на крайняк.