Возраст любви

05 сен 2014
Прочитано:
1522
Категория:
Российская Федерация
г. Омск

Поэтесса

Как хамелеон, светофор занят сменою цвета
В окошке квартиры, где вновь, погруженная в сказку,
Она пишет строки о горькой любви без ответа,
О магах и рыцарях, подвигах, мести, о ласке.

Она одинока. Профессией стало — прощаться.
От холода прячется снова и снова в суровость,
И гордость больна у неё... Только, если признаться,
Фантомная боль это: жизнь ампутирует гордость.

Сухими глазами привыкнув процеживать жизнь,
Она вдоль по жизни загадочной шла не спеша...
Но были мгновенья—она очищалась от лжи,
И, как фотоснимок, в тени проявлялась душа.

Я дать ей хотел позабытое в жизни тепло,
Престол для себя из любви её сделав в награду...
А счастье в небесном конверте её не нашло
И снова вернулось навеки к её адресанту.
 

Возраст любви

С тех пор, как вчера мы расстались с тобою,
Лет двадцать я жил непонятной тоскою;
Лет сорок мечтал о свидании новом,
Лет семьдесят чувства выплескивал словом;
Сто лет я в ночи о тебе тосковал
И двести – тебя в светлом сне вспоминал.
Не старше ли я, чем вся наша планета?
Ничуть! Без тебя я – мертвец, помни это!
Но, только тебя я увижу, опять
Ребенком смогу я ликующим стать!
 

* * *

Для нас взаимность—это только путы
слепого счастья, злого забытья;
тебя я не коснулся, потому ты—
моя.
 

* * *

Казалось мне, что в жизни нет печали,
Что я богат познаньями... Едва ли!
Своё богатство в сердце я носил...
И сердце, словно кошелёк, украли!
 

* * *

Этот тоненький след на весеннем снегу
Я годами забыть не могу, не могу.
Ты ушла и оставила след, как печать,
На снегу, на душе, что устала звучать.
И твой след в моей жизни остался навек,
И вовек не растает предутренний снег.
Я его в своей памяти уберегу...
Умереть я могу, а забыть – не могу.
 

* * *

Я сердце у тебя украл, как вор,
И волосы твои меня пленили,
Глаза произнесли мне приговор,
а губы приговор мой отменили.
 

* * *

Я нашел себе труд—этот город
Изучать, как словарь незнакомый,
Погружаясь в глубокие споры
У дверей мирно спящего дома.

Алфавита дорожного строй,
Фразы улиц, домов запятые,
Многоточие после России—
И пробел между мной и землей...

Кто живет здесь? Не знает сосед...
Отчуждение выжгло до донца
Всем сердца лишь за несколько лет
В этой третьей квартире от Солнца!
 

Зарисовка

Щенок уснул, как будто в теплом доме,
На голой и пустой земле двора.
Ему здесь все привычно и знакомо,
В нем нету фальши, правды, зла, добра.

Он прост, как небо, где не видно рая.
Но жизнь его – не чья-то, а своя!
Я рядом с ним. Но где – увы, не знаю.
Я есть. Я есть! Но я, увы, – не я...
 

Ожидание весны

Весна приходит не по расписанью,
А позже, словно школьник на урок.
Лежит сегодня снег на крышах зданий
И на асфальте городских дорог.

Но всё-таки, следя за снегопадом,
Недолго мне осталось тосковать:
Весна, как воин, спряталась в засаде,
Чтоб зиму на заре атаковать.

И верю я: наступит время скоро,
Когда, устав от войн, тревог, атак,
Зима весне пошлёт парламентёров
И выбросит метели белый флаг.
 

* * *

Мы расстались... Дома тихо спят,
и дорога шумит недалече...
Люди все объяснят, все простят,
Но от этого сердцу не легче...

Над домами плывет сизый дым,
Дым прощальной обманчивой речи...
Это может случиться с любым,
Но от этого сердцу не легче...

Дождь стекает и капает с крыш
На лицо мне, на шею, на плечи...
Ты простишь меня, знаю, простишь,
Но от этого сердцу не легче...

Эту боль, этот ад, этот стыд –
хоть когда-нибудь время излечит?!
Бог когда-то нас тоже простит,
Но от этого сердцу не легче.
 

Солярис

Прикрыло небо тучею зевок.
Спит город. Спит земля. Спит в небе Бог.
Земля спокойно дремлет в тишине,
как нищенка, прильнувшая к стене,
и милостыней падает луна –
монета – в реку, темную до дна.
Из той монеты отчеканен свет:
цари и царства, слава их побед,
позор их поражений, рабство, власть,
и ненависть, и жизнь, и боль, и страсть.

А мы с тобой по улицам идем,
и каждый дом– как мир, и мир– как дом.
Как в небо, я смотрю в твои глаза:
Земля – в орбите синяя слеза.
И в космосе очей, где мир – как сон,
Бог–Океан, Солярис, растворен.
Тысячелетья жизни и любви,
паденья, взлеты, свет в моей крови,
их каждый день, минуту, каждый миг–
всё озарит Солярис глаз твоих.

В твоих глазах средь голубых морей
я вижу некий остров все ясней.
На нем усталый замечает взгляд
всех, перед кем я в жизни виноват:
Отец... Ребенок... Мать... Забытый друг...
Я вновь вхожу в их темный, горький круг.
И память, словно уголь, – только тронь! –
до кости прожигает мне ладонь.

Но пусть Земля притягивает нас–
не вычерпать сияния из глаз.
Любовь одна поднимется волной
над грустью, над душою, надо мной,
над городом, где медная луна–
за ум и душу красная цена,
над дрязгами плетущихся интриг,
над войнами, над пылью древних книг–
туда, туда, где, чистый и живой,
средь звезд Солярис плещет синевой.
 

Жанна и ангел. Аутодафе

1. Голос Жанне Д'Арк

Ты спишь перед боем в палатке простой,
провидица, дева, дитя.
Твой подвиг – велик. Но, поверь, он – не твой!
Ты избрана, может – шутя.

Спустился прозрачный английский туман
На Франции старой поля...
Ты знаешь ли, что тебя ждет, Орлеан,
Луара, Европа, Земля?

Ты знаешь ли, Жанна, как будет король
Склонять пред тобою главу,
А после – сожжения страшную боль,
А после – весь ад наяву?

Ты запах фиалки сжимаешь в руке
Пред тем, как вложить в ножны меч.
Страну ты спасешь, но в последней тоске
Себя тебе не уберечь.

Ты рвешься в сраженье... Постой. Не спеши.
Ты знаешь, что ждет впереди
Костер? Не боишься сожженьем души
Платить за сиянье в груди?

Король коронован. Страна спасена.
Стяг поднят. Конь бел. Меч остер.
Твой подвиг всем нужен... а ты – не нужна.
Ни людям, ни мне, ни себе – не нужна.
Ты всходишь на строгий костер...

Я знаю, я знаю, как трудно молить
Того, Кто тобой не любим,
Как страшно, как горько одной восходить
В небесный Иерусалим.

Узнаешь и ты, потеряв благодать,
Забыв про высокий обман,
Как страшно, как горько одной штурмовать
Небесный святой Орлеан...

2. Ответ Жанны Д'Арк

Ты страх мне внушаешь, чтоб злей я могла
Сражаться у стен вековых.
Да, тело – и душу – сожгу я дотла,
Но что мне – ничтожнейшей – в них?

Что вижу я – ад или небо – пойми!
Что встало в глазах вместо слез?
Пахучий туман, городок Домреми,
Над речкой разрушенный мост,

И край небосвода, что поднят, как бровь,
И крест на крутом берегу,
И белый шиповник, и алую кровь
На первом осеннем снегу...

Что – Жанна? Я – Жизнь, без имен, без судьбы.
Я просто живу – чтоб пропасть.
Меня мне – не надо! Но я из борьбы
Не выйду – на то Божья власть.

Так хочет Господь. Так хотела и я –
Хоть, может, уже не хочу –
Одной подниматься к небесным краям
По острому злому лучу.

Пусть будет, что будет. Пусть будет, что есть –
Туман над стеной вековой,
Осада, сраженье, кровь, гибель и честь –
И ветер над юной травой...

А там, на костре, буду, веруя в гроб,
Молиться о кротком конце, –
И ветер наложит ладонь мне на лоб
В пылающем Божьем венце.

Но небо не стану я приступом брать,
Хотя захотела б – смогла, –
Я встану смиренно у ангельских врат,
Свои вспоминая дела.

И, может, разгонится вечный туман
Улыбкой на Божьем лице, –
Как здесь, я в небесный войду Орлеан,
Босая, в рубахе, в венце.
 

* * *

Когда летит комета по просторам,
Сбивая звезд созревший виноград,
Они встают, к земле направив взоры,
Они идут, не ведая преград–

Отцы и деды, братья, сыновья—
Все те, кого мы в жизни потеряли—
Идут сквозь нас, сквозь холод бытия,
В нас пробуждая смутные печали...

В огромном мире, полном темноты,
В их царствии, в которое не верю,
Оплаканы, быть может, я и ты,
Как их земные горькие потери...

Сгорело время, словно сигарета,
И ум, и дух, и пальцы обожгло...
Они зовут меня. Им тяжело...
Зовут: «Откликнись!
Где ты?»
Нет ответа...

Лишь я один, увидев эту тень,
Задумаюсь в постели до рассвета:
Быть может, сам я умер в этот день,
Не догадавшись в темноте об этом...

Чтоб кто-то из родных в столе нашел
Простую телеграмму с доброй вестью:
«НЕ БОЙТЕСЬ Я ДОЕХАЛ ХОРОШО
СКУЧАЮ ТЧК В РАЮ ПРОЕЗДОМ».


Авель

Поздний вечер. Пустыня. Закат горит.
Ни души—за сто верст кругом...
На руках материнских дитя лежит,
Засыпает безгрешным сном.

Молоко течет по его щекам,
он сопит и смешно моргает...
И с улыбкою мать говорит: Адам,
я ребенку дам имя—Каин.

Четверть века прошло. Он меня убил ...
Как же это случилось, как?
Помню: жертву Господню я приносил...
Вдруг—удар. Я упал и лишился сил.
Боль в виске. Чей-то крик. И мрак.

И страдает, плачет живая плоть,
И на небе кровав закат,
И кричит вся Земля,
и кричит Господь:
«Авель, где твой погибший брат?»

Он—один.
Он—не спит.
Он уходит прочь.
И не будет конца пути...
Обо мне—не о нем—позаботилась Ночь...
Брат, прости!
 

* * *

Когда все небеса свернулись,
Как молоко, как молоко,
Когда душа моя проснулась
от кущ небесных далеко,
когда стихи, как капли пота,
стекли с измученного лба,
– Спаси меня, моя работа,
спаси, тяжелая судьба! –
я повторял, как заклинанье,
как наговор, как приговор,
и с грузом вечного страданья
скрывался в сумерках, как вор.
Стерплю судьбы любую ломку,
Мне этой долею болеть...
Я за строку, как за соломку,
Хватаюсь, чтобы уцелеть!