Случайный гость
Он – случайный в моём доме... Он – связать двух слов не может.
Он – одет не по погоде... То молчит, а то – мычит,
что контрактником собрался - умереть в каком-то взводе –
за Россию, за «не знаю», за бесплатные харчи...
За надежду – жить на свете: "а куда ещё деваться?!"
и за боль: « что, девку эту, позабыть или убить?»...
И дрожат большие руки с заусенцами на пальцах.
И он просит как страдалец: «Можно мне себе налить»?
«Наливай». И отвращенье – первый шок при виде «мачо» --
вдруг во мне сменился дикой, дикой жалостью немой.
Я не знаю, как случилось, я сказала ему: «Мальчик!»
И тридцатилетний мальчик разрыдался предо мной...
Вся никчёмность, вся бездомность, подноготная, какую
мы скрываем – обнажилась в его бритой голове!
И я плакала с ним вместе, я рыдала с ним – не скрою...
Ни о чём. О ветре в поле. О кузнечиках в траве.
***
Когда я плакала подростком, что нету к осени сапог,
Мне мама показала фото её знакомого – без ног.
И молчаливым тем уроком – что трудность есть, а что беда –
Пустые высушила слёзы мои, похоже, навсегда.
***
Запомни, когда перехватит дыханье:
Где вдох – там и выдох. Где вдох – там и выдох!
Запомни, душа, заплутав в мирозданьях:
Где вход – там и выход. Где вход – там и выход.
***
А помнишь чёрное пальто и жёлтые цветы?
Как я была тебе никто, и был никем мне ты?
Как сильный ветер рисковал, раскачивая шторм,
Как бушевал девятый вал и зарождался гром?
А после стало: тишь да гладь... Рыбак тащил улов...
Из пены вышла – кровь да стать... Она звалась Любовь.
Не поднимая синих глаз, окликнула «Андрей!»,
И рыба хлынула тотчас с уроненных сетей...
Любовь с счастливым рыбаком взмывала в высоту,
Едва коснулась нас платком - косынкой на лету.
***
Душа нереально обнажена –
как будто уже вне тела.
Сутки ни спать, ни есть не хотела...
И новым рассветом обожжена –
Привычной пронзительною тоской.
Октябрь так похож на март.
Срывается лист – как с карниза больной
И с грохотом падает – на асфальт.
***
Мне приснился Бог. У него разверзнута грудь.
А на груди растут цветы и деревья
А по рукам текут ручьи и реки.
А я стояла – маленькая, как муравейка.
И сорвала цветок. И ему было больно, и он стонал.
И я проснулась. От своего стона.
Костюм
Я помню маму... Тёмно-синий
Костюм и белый воротник –
Как будто голубь над Россией
Крылами острыми приник
К тревожной сини ледяной...
Я причитала: «Мама, ой!
Сними костюм, надень другой –
Юбчонку до коленочек,
И блузочку из ленточек!
Ты в том наряде – юная,
Не строгая-угрюмая!»
Но отвечала мама: «Нет!
Придёшь из школы – съешь обед.
Я буду в семь, не ранее.
Сегодня партсобрание».
...Мне сорок лет. Я не расту.
Мне впору стал её костюм –
Иссине-чёрный, шерстяной –
На мне сошёлся – как влитой.
И я надела... И лицо
В момент утратило беспечность.
И мой горящий взгляд свинцом
Бесстрастно устремился в вечность!
По радио запели гимн –
Я молча поднялась со стула
И враз – движением одним –
Все пуговицы – застегнула.
***
Мои дети – индиго,
они превзошли меня всяко:
светлой строгостью лика,
упорством, свободой внутри.
Они по пустякам
не умеют смеяться и плакать,
не поделятся мыслью,
а сделают – скажут: «Смотри!»
...И увижу я мир,
где табу мои больше не святы,
стал героем предатель,
повержен последний кумир...
и расцвёл старый пень,
и безногий летает – крылатый,
изменяется всё –
каждый день, каждый день, каждый день...
И одно за другим –
словно лампы на мощной гирлянде –
чудеса зажигают...
Мне странно о том вспоминать,
что я мать этим детям,
люголем им мазала гланды
И любила на слишком
высоких качелях качать.
***
С.И.
Вдруг понимаешь – в царстве улиц тесных,
Где каждый дом отбрасывает тень, -
Надёжно любишь только бессловесных –
Собак и кошек, туи и сирень...
На словоблудье, что заумно-длинно,
В душе – замок, а на замке – печать...
И ноги сами – в дом свернут старинный
К тому, с кем так приятно помолчать.
***
Тот, кто во мне нуждается сильнее, чем я – в нём...
Я перед тем – должница, я перед ним – страдалица...
Тот, кто во мне нуждается... Внемли: водой, огнём –
Я доберусь-дойду, вышив судьбу на пяльцах,
Пяльцах – родной страны, иглами раня пальцы,
Вышью конец войны – для тех, кто во мне нуждается.
Вышью рассвет и луг – жёлтые одуванчики...
Ты поцелуй мне, друг, исколотые мои пальчики.
***
Люди жгут листву прошлогоднюю,
Греются грачи на проталинах,
Дедушка в тельняшке и валенках
Смачно закурил самопалину.
Сбросив облака, как исподнее –
Небо обнажённое, яркое!
И горит хандра прошлогодняя –
Только дым клубится над аркою...
***
Я с тобой разделю свежий хлеб и одежду,
Добровольно – печалью твоей заболею...
И достану со дна свои веру с надеждой –
И отдам тебе их. И в момент опустею...
И останусь одна – занавешивать шторы,
Сиротою – глядеть, как приблизилось небо...
И оттуда Отец – молчаливо, сурово
Даст мне новой надежды и тёплого хлеба...