* * *
- Ты слышишь, как сердце стучит у меня?
- Нет, это – колёса по рельсам...
- Ты видишь – дрожу я в сиянии дня?
- Ты мёрзнешь. Теплее оденься...
- Ты видишь – слезинки текут по щекам?
- Нет, это дождинки - к удаче...
- Ты чувствуешь – я ухожу к облакам?
- Я вижу, я слышу... Я плачу.
* * *
Где-то на окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Вечность перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.
Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Где окраина так схожа с центром.
* * *
Облака плывут с востока,
И державен их поток.
Безразлична им морока –
Запад прав или Восток.
Им, наполненным дождями,
Важен только свой маршрут
Над полями, над вождями,
Что пришли и вновь уйдут.
* * *
Сбой в системе координат.
Видишь – нормою стало предательство.
И не климат в том виноват,
И не личные обстоятельства.
Просто пала горизонталь,
Заменив содержание формою,
Где, устав от закалки, сталь
Утвердила предательство нормою.
* * *
Хрупкое равенство дня и меня,
И времени горький осадок.
А за спиною – всё та же возня,
Где вкус равнодушия – сладок.
Дней оголтелость упрячу в карман,
Тёплой ладонью согрею...
Тают обиды, и гаснет обман.
И даже враги – добрее.
* * *
Сувенирная резьба и позолота
Листьев, что разбросаны в пространстве
Поздней осени, готовящей к полёту
Боль и маету непостоянства.
Каждый – лёгок, одинок и уникален,
Но костру привычней – общий ворох.
Вроде, и полёт судьбою был объявлен,
И в пустынно-сумрачных просторах
Шелестящее свеченье листопада,
И весенний проблеск перспективы.
Это – память, раздающая награды
До последнего осеннего призыва.
* * *
Кленовых вертолётиков полёт,
Потом – паренье листьев под дождём.
И осень полушепотом поёт,
Как мы на разных улицах поём,
Встречаясь и прощаясь, находя
Забытый голос и случайный взгляд...
Под искрами кленового дождя,
Идя вперёд и падая назад.
* * *
Небо сменило кожу, деревья меняют краску.
Это – не новый имидж, это – возврат к судьбе.
Значит, почти что прожит этот подарок царский.
Снова небесный Китеж птиц призовёт к себе.
Дождь превратив в чернила, раскрашивая неярко
Дни, и траву, и листья, осень дарует час.
Час для любви и света, посланье с небесной маркой,
Где листья, как поцелуи, и всё – как в последний раз.
* * *
А в детстве были витамины радости,
И это не казалось странным.
Не потому, что не хватало сладости,
Была вся радость в имени – «бананы».
Сегодня всюду – спелые и ранние,
Бананы в будний день, и в воскресение...
И, значит, правда, радость ожидания
Намного слаще счастья обретения...
* * *
Любовь, как поэзия, без дураков
Не может парить и творить.
Безумные чувства и магию слов,
Сплетая в суровую нить,
Суровая жизнь, где любовь и стихи
Легки, даже если всерьёз,
Дарует лишь тем, кто как все дураки,
Мечтают, не чуя угроз.
* * *
Мамонтов сгубила доброта,
Что была с их мощью соразмерна.
А мораль истории проста:
Видимо, лишь сволочи бессмертны.
Я им шлю негромкий свой привет
Прямо в дебри мусорного бака...
Мамонтов уже так долго нет,
Вымирать и вам пора, однако.
* * *
Осенней аллеи сквозной небосвод...
Откуда? – Из детства. Куда? – В никуда.
Сквозь листья прошедшее время идёт,
Сквозь память, где эхом дрожит: «До свида...»
Во встречных зрачках отражается шаг
Того, кто прошёл по небесной листве.
Где дерево-друг, а где дерево-враг?
Сквозь шелест, теряясь, неясен отве...
* * *
Я слышу, как буквы врастают в слова,
Я вижу, как речью становится слово.
Но память невольная, всё же, права,
Что «первое слово дороже второго».
В той памяти, с прошлым общаясь на «ты»,
Я вновь постигаю молчанья основу,
Суровую правду былой немоты,
Где «первое слово дороже второго».
* * *
Зима обживает пространство
И делает призрачным время,
Прозрачность его сокращая,
И свет умножая на мрак.
И сквозь неизбежность прощаний
Я вместе с пространством, со всеми
Скольжу, как снежинка по краю,
От тайны всего лишь за шаг.
От тайны рожденья и смерти,
В которой любовь без ответа,
В которой вопрос, как надежда,
А память слоёна, как снег.
Зима, как воскресшая жертва,
Вернёт свою призрачность лету,
Где эхом пространства забрезжит
Рассвет, как любовь, не для всех.
* * *
В небесную высь
по наивности, видно, стремлюсь,
В пространство от счастья
до пятого времени года.
И пусть заблужусь, ошибусь, ушибусь.
Ну и пусть.
Но вдруг приоткроется
тайна вещей и природы.
Где вещая память пророчит,
пугая меня,
Там чьи-то следы – к облакам,
навека, сквозь погосты.
Там пятое время не года,
а жизни, маня,
Зовёт и меня в эту высь,
где не падают звёзды.
* * *
Прислонившись лбом к холодному стеклу,
Я наблюдаю, наблюдаю, наблюдаю.
И, хоть я не в раю, но знаю цену раю,
Как жизни – холостой патрон в стволу.
Там, за стеклом, и счастье, и беду
Пронзает сладко-горький привкус поцелуев.
Любовь и ненависть, ликуя и тоскуя,
Влекут к себе. Я здесь. Иду... Иду...
* * *
На лицах начертаны знаки судьбы,
В глазах отражается свет
Небесный, где память борьбы и мольбы,
И белый, который в ответ
На знаки вопросов творительный знак
Наносит на светлые лбы.
И хмурятся лики, не ведая как
Познать начертанья судьбы.
* * *
Заводской трубы погасшая сигара –
Это время «некурящих» городов.
Вместо дыма или пара – тень «пиара».
И ещё – майданный пар орущих ртов.
Справедливость ныне – в кошельке гордыни,
А забывчивость наивностью зовут.
В небеса восходят трубы в Украине,
Под безмолвный и бездымный свой салют.
* * *
Подобно рыбкам на сковороде,
Танцуют в шоу телеперсонажи.
Маршрут проложен от «везде» к «нигде»
Сквозь жизнь, похожую на распродажу,
Где тень креста затмила тень Христа,
Где, что ни день, - то пляски всё дороже...
Сквозь жизнь, где обжигает доброта.
И где от зависти – мороз по коже.
* * *
Всё – как прошлой зимой,
то в окне, то в зрачках – непогода.
Полусонный покой –
на земле, в небесах... Лишь душа,
В небеса воспарив,
до заветного звёздного брода,
В непогоду сквозь боль несвободы
парит, чуть дыша.
Всё, как прошлой зимой, но не так,
хоть мгновенья похожи.
Снегом стала другая вода.
И другая беда
Расцарапала память до боли другой,
и до дрожи,
Всё, что было «сейчас», уводя из «всегда»
в «никогда»...
* * *
В мои летящие песни
ты проникаешь сквозь воздух.
Ты приникаешь взглядом
к моим потаённым мечтам...
Но пересыхает в гортани
осеннее слово «поздно»,
И память вскрывает пространство
на вечные «тут» и «там».
За гранью дыхания – тени
забытых воздушных замков.
Там – память и поцелуи,
и нашей любви цветы.
Там – жизнь без волшебных сказок
и скатерти-самобранки.
Но главное, что за гранью
дыханья – и я, и ты...