Жена Лота
1.
Жена неразумная Лота,
Тоска допотопных кровей.
Солёным кристаллом забота
В душе каменеет моей.
Старик, почерневший от горя;
И дочери робкой стопой
Со дна помертвелого моря
Тропинкой бредут солевой,
На иглы кристаллов ступая;
И высится мёртвая мать,
И вслед им глядит, как живая, –
И силится что-то понять...
2.
И смотрит в глубокой печали –
И снится ей столб соляной...
И «мать» её долы назвали,
И горы назвали женой.
И сушат её суховеи,
И редкие моют дожди...
И голос её индевеет,
И сердце не бьётся в груди.
И новые снятся народы
От семени старых скорбей;
И соль огранённой породы,
Сквозь сны проступает ясней.
Сухие, солёные, слёзы
Роняют кристаллы из глаз...
И моря, и ветра занозы,
Как стрелы, вонзаются в нас.
* * *
Царевич в Угличе упал.
И кровь ягнёнка окропила
Песок... И некий идеал
Она навеки утвердила.
Горела, липла к бороде,
Ведя ко гробу Годунова;
Младенец чудился везде –
Душа потребовала крова...
И вот, явился гордый лях
У стен столицы потрясённой.
И самозванец – не в цепях –
Отрепьев, Дмитрий лже-спасённый.
За ложью – смерть, за бесом – гул;
Уж небо страхом перевито;
У церкви ставят караул
И слышен вой иезуита.
И длится пир; вино, как кровь...
И вспыхнуло... И встала Мнишек...
И пламя ринулось под кров –
И беса царственного лижет...
Свершилось, смертью мёртв чернец;
Алея, вытянулись латы.
И виснет в воздухе венец,
Летя чрез царские палаты...
Ниоба
1.
Се Аполлон. Не грусти, твои дети, Ниоба,
Сонной пучиной охвачены, смертью слепой;
Стрелы им будут занозами жизни обещанной:
Тысячелетья пройдут, но да сбудется сон!
Падает смоква; шуршанье в листве... Не заметила:
Вот обступили тебя твои детки, молчат.
Здесь же, в Раю, по неведомым правилам, истинно:
Радость меж вами шумит, розовеет миндаль.
Камень потрескался – плоть обнажив – и осыпался.
Нет в тебе гордости больше... Детей обними.
2.
Много ржи покосила война.
На войну провожала Ниоба
Сыновей – что вкусили сполна
Соль и глину посмертного гроба.
Не осталось в живых и родни.
Пали дочери, горькие травы.
Закопчённые трубы одни.
Да над балками пляшут огни,
На Ниобу взирая лукаво.
...............................
Не смотри на хоромы, на двор,
Где «монахи» ютились когда-то.
Корабли затопили Босфор;
Треуголку приносит Геката...
Сквозь булыжник пробилась полынь,
Пересохло у амфоры в горле...
Черепичную горькую синь
Аполлоновы стрелы подпёрли...
3.
...И бегут, и бегут врассыпную
Очумелые воины тьмы.
Но во дворике мать не ликует,
Улыбается, вроде луны...
Из корыта повылезла пена –
Руки старые трут тишину.
И Ниоба – одна во вселенной;
Разве Бог не утешит – одну?..
* * *
Вместе с каменной грудой руин,
Кирпича, штукатурки, проводки –
Всё ушло; он остался один
В невесомой сутулой походке.
Снился полдень прозрачный ему,
Снилась липа – и на табурете
Старичок, увидавший хурму
В непорочном таинственном свете...
В первый раз улыбнулся, потёр
Незнакомку набитой ладонью...
И ковшом покачнулся простор
Меж разрушенной явью и сонью...
Точильщик
Искрят и скрежещут точила.
Под домом кирпичным во сне
Не спит центробежная сила –
И сыплются искры во мне...
Точильщик, запойный сермяга,
Он ножницы точит, ножи.
И горько-весёлая влага
В очах флибустьерских дрожит.
А улица – с липовым мёдом
И с ромовым привкусом дня...
Присел отдохнуть от работы
Пират – и глядит на меня.
– Ну что тебе рупь для запоя?
Вставай, уж полвека прошло.
– Ножи – это дело другое...
Ножи не отменит никто!
Старьёвщик
Заглянешь в колодец двора,
А там – неумытый и важный,
Старьёвщик похмельный с утра –
Басит высоко и протяжно.
Выносят ему воротник,
Каракуль потёртый, корыто,
Вязанку растрёпанных книг
И глобус, и ржавое сито...
Несут и приносят дары,
Как будто бы смирну и злато...
И пухнут мешки до поры,
Струившейся светом когда-то...
Нагружен, доволен судьбой
Старьёвщик, а всё ещё просит...
И двор он уносит с собой,
И век он с собою уносит.
* * *
Где пути, ржавея, встали
И увязли в лопухе, –
Ходит мёртвая в вуали
Анна в скорби и тоске.
Паровоз ненастоящий
Из трубы пускает дым.
И брести по рельсам спящей
Анне жутко перед ним.
Анна вскрикнет и проснётся –
Перейдёт в соседний сон.
Глупо карлик улыбнётся,
Молча спрыгнет под вагон...
Анна, Анна, передумай,
На перроне подожди!
Паровоз свистит угрюмый
С жаркой топкою в груди...
– Поздно мне бояться ада:
Ад чадил мне на земле...
Паровоз проходит рядом;
Свет и станция во мгле...
Кочегары
Выросли тополи тут,
В горклой земельке у речки...
Два кочегара растут
Прямо из бабкиной печки.
Дремлет она на ходу;
Вечер за рамой горбатый...
Два кочегара в бреду
Уголь кладут на лопаты.
Только вот медлят швырнуть:
Жалко старушкиной каши...
– Наш тяжелёхонек путь...
– Жизня нескладная наша!..
* * *
Истлеет лавр, померкнет Алигьери –
Так ягод не сорвав с него...
И всё во сне... И маленькая пери,
И шум Флоренции его...
И шум, и свет, и золотые трубы,
И радуги дуга...
Давид с пращой... И Беатриче губы –
Сапфир и жемчуга...
И ввинчиваясь в камни, как в пространство,
Печальный дух, смятенный дух –
Мой проводник! – я в коридоры странствий
Вхожу, не напрягая слух...
И вижу танец – с жаркими очами,
С руками хладными теней;
О, Беатриче, яркими ночами
Я тосковал о ней!
И пел, и звал по имени – и плыли,
И уплывали от огня
Угли моей Флоренции... Вергилий,
Вот круг – теперь веди меня...
Стекольщик
Рассеяны, нелепы, неуклюжи
Сквозные образы, дверные скрипы стужи.
И стёкла красные с утра застал мороз,
Когда стекольщик плоский ящик нёс.
И с этих пор я сам вставляю стёкла –
Вхожу во двор, разрушенный и блёклый,
Где у окон, как у цыгана, глаз –
Чернеет, светит, лыбится на вас...
Вставляю сны в израненные рамы;
Вставляю стёкла и латаю раны;
Асфальтом жирным улицу мощу –
И пар вдыхать, как фимиам, хочу...
И в этих снах стекольщик мой морозный
Идёт-бредёт – и снег искрится звёздный –
Под сапогом вселенная хрустит...
– Привет!..
– Привет, – стекольщик говорит.