* * *
Мне года три. И я вожусь с отцом,
И у него бинтом завязан палец.
Воспоминанье первое с лицом
Приятным – как у молодого папы.
Воспоминаний лица таковы,
Что от иного хочешь отвернуться.
А виноват в нём только ты, увы,
В реальность эти лица не вернутся.
Но я вожусь с отцом, всё хорошо,
Уже пространство жизни приоткрылось.
За окнами февральский порошок
Сейчас, да и в душе усталой стылость.
* * *
Девочка под зонтом,
Бабочка над цветком –
Это из детской книжки,
Позабытой притом.
В детстве снежки катал,
Их, играя, кидал.
Взрослое время жизни
Ничем не ознаменовал.
Девочка под зонтом,
Бабочка над цветком –
Это из детской книжки,
Позабытой притом.
* * *
Во времени – в его благом потоке –
Огнями зажигаются они -
Дарящие мелодии и строки
Другим, чтоб их светлее стали дни.
Огни сгорают быстро, но потоку
Нельзя прерваться, ибо он влечёт
К всеобщности – её не вставить в строку:
Там садом человечество живёт.
* * *
Красноречивее молчанья Сфинкса
Источника всезнанья не найти.
Прислушайтесь, и вот и воды Стикса
Услышите – с какими не шути.
И Сфинксу вечному в глаза вглядитесь,
И, погружённые во всепоток,
Вы знанием души обогатитесь,
Постигнув и её святой исток.
Молчание. Вы вмещены в потоки
Всех бывших и всех будущих времён.
И воссияют золотые строки
Глубин, чьей силою напитан он.
* * *
Квартира – дом, где жил я и страдал,
Ещё дожёвываю корки жизни.
Мечтал мир повидать – не повидал,
Зато фантазии слоились жирно.
Квартира, столь впитавшая мечты,
Надежды, ужас, дни движенья к смерти.
Зачем ты жил? Кто? Я? Конечно, ты.
Зачем я жил – не ведаю, поверьте,
Предметы быта старые мои –
С кем говорить ещё в пустой квартире.
Наверное, моли иль не моли,
На жизнь мне не взглянуть уже пошире.
* * *
Без одиночества не будет
Стихов, не стоит и мечтать.
Ударит солнце снова в бубен,
Восход восхочется встречать.
Но – одиночеством пропитан
Ты сам, к нему прирос душой.
Порой стихами сильно пытан,
Порою – совсем с пустой душой.
Но одиночество важнее
Бывает мировых идей.
Когда оно – само идея
Свободы от литых страстей.
* * *
Я видел фотографию ребёнка,
Одетого для похорон. Был стол.
Столешница так остро и столь тонко
Моё пространство резала притом.
Смотрел на фотографию, и ужас
С непониманьем плыли в голове.
Как будто мир дан местом много хуже
Всех во вселенной.
Будто ложен свет.
* * *
Отпели и похоронили –
Он сына на год пережил.
Сын будто год его в могиле
Ждал, чтоб их путь соединил.
Отец и сын. И ты – чужой им –
Глядишь, на кладбище зайдя.
Как будто на душе ожог – и
Боль входит в душу, не шутя.
Так что – чужого нет на свете?
Всеобщность? Общий материк?
И все мы просто чьи-то дети,
И каждый – сути ученик.
Глыба всеобщности
(стихотворение в прозе)
Много гранита – очень много; отполированный, он траурно блестит на февральском солнце – ибо зима держится на волоске.
Красная, высокая, старая церковь, и служба в ней кончается, и динамики из всех её углов доносят заунывный бубнёж.
Кладбище за церковью – уходящее в низину, точно кольцом охватывающее пространство; и очень много гранитных плит – больших, поменьше...
Пихтовая аллея, и ушедшие глядят на тебя, покуда проходящего жизнью.
Ты вглядываешься в их лица, мечтая раствориться в ощущении всеобщности, и тщась прикоснуться к великому делу патрофикации, о котором писал старый русский мудрец Фёдоров, и которое начато... быть может, хотелось бы думать... начато тайным вектором устремлённости ряда душ...
Ты вглядываешься в лица ушедших, и точно вслушиваешься в их жизни, в их быт, в заботы их, суммы переживаний, гирлянды радостей.
Вот сын, очевидно погибший в 33, а рядом отец – с тяжёлым скорбным лицом, переживший его на год.
Искусственные цветы.
Зернистый снег февраля играет тонкими высверками, и зыбкие – рубиновые и изумрудные – лучики нежно вибрируют в прозрачном воздухе.
То, что причины жизни лежат вне системы, названной жизнью, особенно очевидно на кладбище.
Вниз, потом вверх.
Могилы теснятся.
Много умерших молодых – в последние годы явь не способствует выживанию.
Кресты, гранитные книги, ангелы...
Интересно – закончилась ли служба в церкви?
Интересно, удалось ли тебе хоть частью души прикоснуться ко глыбе всеобщности? Ощутить растворение в человечестве, в единстве его – ибо, как означено на могиле художника – Живые закрывают глаза мёртвым, чтобы мёртвые открывали живым.