Василий Тредиаковский
Там двери, словно звери,
Ругаются, скрипят.
Там всякому поверят
И каждому простят.
Там купол бьёт удары
И речь его туга.
Бредёт пиита старый
Домой из кабака.
Бобровым полушубком
Исподнее прикрыл.
И сладко, и не жутко
Среди родных могил.
Василий Тредьяковский,
А битая спина...
Там песенка и поступь
У всех одна, одна.
Кружевницы
Из пыльцы их руки,
Из стеблей их пяльцы,
Из цветков узор.
Красно солнце всходит,
Всходит месяц ясный
Год за годом – век.
Вышивают девы,
Три златые пчёлки,
Наклонив пробор.
Будет справа – солнце,
Будет месяц – слева,
Посерёдке – ночь.
* * *
– Господин мой, осёл так упрям,
Ох, набью я его по бокам,
Где за вашим красавцем поспеть мне!
– Санчо, друг мой, вперёд и скорей!
Превратился в ветряк чародей,
Тот, что с тазом промчался намедни...
– Сей момент, господин дорогой,
Только Серого пну я ногой;
Да вина тут ещё с полбутыли...
Ткну себя кулаком я под зад,
А не то – ни вперёд, ни назад;
Фу ты, черти нутро иссушили!..
Так-то вот, продвигаясь вперёд,
Говорили слуга и Кишот –
Дон, идальго и доблестный рыцарь;
Губернатор Борнео спешил
И под ним ишачок семенил,
И кричал, невзирая на лица...
По картинам Ван Гога
Лёгкий бот с акульим носом –
Прибывают рыбаки.
На рогоже парным бросом
Отдыхают башмаки.
Словно реи, словно мачты,
Голенища и шнурки;
Не жалел гвоздей башмачник
На литые каблуки.
Кожи время не жалело,
Не боялась тленья тьма.
Рыбаки теперь без дела
И без света их дома.
Бродят тучи, бродят вдовы,
Очи застя рукавом.
Эти ветхие обновы,
Эти души босиком.
* * *
Джельсомина, тебе не спится? –
Всё целует тебя труба?
Цепи рвёт цирковая птица;
Круг арены и синева.
Друг твой выжил пернатый, сильный;
Не подняться ему с земли.
Тарахтит он дорогой пыльной,
Извалявши себя в пыли.
Джельсомина, проснись, отведай
Смоквы жар из прохладных рук,
Чечевичную скорбь победы,
Разрываемой цепи звук.
Джельсомина, на счастье скушай
Плод приплюснутый голубой.
Дунь в трубу: поцелуй – и слушай
Шум смоковницы над собой.
Подруги
Мимо, мимо проплывайте
(Звёзды ясны и близки),
Друг для друга отпускайте
Знаки – голубем с руки.
Вот Тамара – полумесяц
Золотится на кудрях,
Мама – цвета поднебесья
Пелеринка на плечах,
Неразлучны, недвижимы:
Бархат карий, синий лён...
Проплывайте мимо, мимо
Чудной вырезкой икон.
Очи долу, накрест руки,
Лики вбок наклонены.
Словно не было разлуки,
Сладкой муки тишины.
* * *
Аптекарский, Бригадирский вот...
Пройтись по ветхим переулкам
И вдруг услышать, как поёт
Твоя душа светло и гулко.
Очарованье кирпичей,
Дерев порубленные своды.
И ты, грядущий и ничей,
И под тобой асфальт, как воды.
Вон трое в полости двора;
Они скользят по водам тоже...
И эта детская игра
На вечер памяти похожа.
Голос Офелии
Красные рыбки Матисса,
Шарик кувшинки живой.
Кто вас увидел не снизу –
Строгий судья надо мной.
Ах, не суди меня строго:
Я раздавала цветы...
Холодно в речке у Бога,
Сны, как кувшинки, желты.
Снится мне принц и дорожка
Лентой венчальною в скит...
Мёртвый отец у окошка,
Мне улыбаясь, стоит.
– Прорван кафтан мой парадный,
Красно от крови бельё.
Будь оно трижды неладно,
Мёртвоё сердце моё!..
Я просыпаюсь и вижу:
Нет надо мной никого.
Голос всё тише, всё тише...
Жалобный голос его.
Дездемона
– Стоит Венеция, живёт и без меня,
Без белокурой Дездемоны.
И муж мой Мавр, как языки огня,
В меня по-прежнему влюблённый.
Неравный брак равняют небеса.
Любовь и ревность, и утехи......
Турецкий флот по небу разбросал
Свои весёлые доспехи...
Идёт ко дну... Светлейшая из туч,
Вмести в себя покой и горе!
И в небесах мой тёмный муж могуч
И странно светел, словно море...
Здесь спит заря и сердце духовых
Стремится вырваться наружу –
И вновь вдохнуть – и звуков заревых
Изведать жизнь и дрожь, и стужу...
Печальный муж, всё в прошлом, всё во сне –
И жизнь задушена не нами;
И неба плоть рождается во мне
Стрижей пролётными звонками...
Джульетта - кормилице
– Не осыпай меня слезами,
Когда в груди застрянет ком,
И вспыхнет ночь перед глазами
За неутешным рукавом.
Склонись, как раньше, надо мною,
Полынью грудь свою натри
И голубиной тишиною
Мой холм печально убери.
Ромео спит, его не надо –
Будить в заоблачных краях.
С его душой под сенью сада.
Душа встречается моя.
Лепечет, шепчется, целует
Вероны воздух золотой;
Не плачь, кормилица – не всуе
Джульетты тень перед тобой.
Я научилась расставанью:
Любовь прощается легко
И с ядом горького желанья,
И с детства сладким молоком.
Ева
Под грушевым древом укрыться
И вспомнить, как пела в раю
На ветке невзрачная птица
Забавную песню мою.
И Ева со светлым пробором
С земли поднимала плоды,
И карим, и бархатным взором
Смотрела в ручей до звезды.
Из веток корзину сплетала,
Кивая цветами чела –
И мелкие груши кидала,
И крупные груши – клала.
И плавные руки купала,
И гладила кудри ручью.
И птице на ветке внимала –
И слушала песню мою.
* * *
Нет в мире ничего, а есть загадка
И Сфинкса узкие глаза.
И есть Эдип, и чёрствая облатка,
И золотые небеса.
И небеса моих неверий чудных,
Моих голубок золотых,
И холмы крыш на травах непробудных –
И сонмы ангелов на них.
Но всех светлей твоя святая младость
И тяжесть шёлковой копны,
И бархат глаз, где затлевает радость
Неопалимой Купины.
И бархат глаз, к которым нет возврата,
И лишь огонь, как лик...
И лишь Эдип – и юноша когда-то...
Когда-то – юноша... Старик.