***
Дар напрасный, дар случайный…
Пушкин
С тех пор, как в то, а не иное
Пространство ветром занесло,
Не знаю, что тому виною –
Упрямство, лень, иль ремесло,
Но мир, тобою, мой Всевышний,
На долю данный сгоряча,
Со мной играет в «третий лишний»
Который год, который час.
Кого винить за этот карцер –
Тебя иль собственный талан –
Но сколько можно спотыкаться
О пятый угол у стола?
Служа за то, чтобы кормили,
Нести похлебку мимо рта?
И сколько можно в этом мире
Сменять в нахлебниках шута,
И называть дурное - ложью
Своим глазам в противовес,
И сколько можно, сколько можно,
Помилуй Бог, помилуй Век,
Во всяком деле быть некстати,
Как лишний камень у межи…
Благословен Твой дар, Создатель,
Но что с ним делать, подскажи?
Высокомерие
Высокомерие? – Трепка нервов –
Спорить с приземистым обвинителем!
Вы бы какой отмеряли мерой,
Если б сам Бог от рожденья вытянул?
Если бы ветер дышал в висок вам,
А под ногами – Прокрусты с рожами?
Высокоумие, и высоко-
Стилие (лучше – высоко-сложие):
Так сложены. И ни мы, ни вы не
Сами слагали строенье костное.
Если с рожденья высоковыен,
Не совладаешь с поступью!
Полную грудь набери. А ну-ка,
Не зацепись – проводов напутано!
Джек-На-Ходулях протянет руку,
Не нагибаясь с двадцатифутовых.
Высокомерье? – Какою мерой
Мерите – сказано бе апостолам!
Полкаблука до небес Гомера:
Роста Саула и Маяковского.
Рахиль
Оскорбленный Иаков на тестя орал: «На кой мне
Твои боги? Их сделал горшечник! Они из глины!»
А Рахиль улыбалась насмешливо и спокойно,
Восседая царицей на ложе своем невинном.
С затаенной отвагой гордилась каждым мгновеньем,
Упивалась сознаньем, что так провела обоих…
А Лаван в исступленье на зятя ревел: «Не верю!»
И раздор о покраже катился к спорам о Боге.
А Рахиль не вставала, Рахиль спокойно сидела
И блестела насмешка в глазах, подведенных синим…
Ибо в доводы мести мужей посвящать – не дело,
А отцы в справедливости смыслят, как в апельсине.
Ибо час ее мести был свеж, как благостный ливень,
И опасность была ей легка, и обман несложен…
Ибо прежде отец не спросил ни ее, ни Лию,
Жениху подменяя награду на брачном ложе.
Но и Лии она, свою тайну оберегая,
Не сказала ни слова, прокрадываясь в молельню.
Ничего не поправишь – отец их сделал врагами
На беду сыновьям, на проклятье ста поколений.
Проживем без наперсников! Темень – хоть искупайся;
Может статься, сообщник бы струсил на полдороге…
У нее у одной не дрожали смуглые пальцы,
У нее у одной не скользили легкие ноги,
Для нее для единственной – нет незнакомой щели
В потаенном подвале среди кладовых и житниц…
Это час ее славы, дорога женского мщенья,
И она не отступится. Так что лучше держитесь,
Господин и отец мой, супруг мой и повелитель!
Поругаетесь вволю – вам есть о чем побалакать!
А Рахиль не промолвит ни слова – хоть заколите –
В час, когда Вафуилов сын пойдет по палаткам.
Полетят и посуда, и тряпки – будет красиво!
И наполнится воздух бурленьем брани и плевел…
А Рахиль не привстанет – едва ли сдвинете силой! –
На себя горделиво приняв свое преступленье.
Потому что наш жребий суров, а жены терпимы,
И кротки, и покорны мужьям, отцам и закону…
Но почти что у каждой отцовские терафимы
Греют душу и плоть под верблюжьей старой попоной.
Кошка
Деловитые, как на экзамене,
Обернувшись в профиль к телевизору,
Восседаем в кресле. Делом заняты:
Хвост вылизываем.
Атавизм от существа пещерного
В мире городской бетонной нечисти.
Как там в Библии про сеть прельщения
Человеческого?
Семь тысячелетий, точно мячики,
Канули в неведомые низменности.
Мы с тобой у очага дымящегося…
Ты вылизываешься.
Время растянулось, как резиновое,
Мы с тобой в лесу на мягком дягиле…
Почему же так гипнотизирует?
Так затягивает?
Предки-обезьяны мирно спят еще,
Свет огня не потревожил детства их…
(Ты теперь вылизываешь пяточку;
Вещь ответственная.)
Древняя, как все непредуказанное,
Бесполезная, как все божественное,
Кошка! Беспричинная привязанность
Вечной женственности.
Лакомый кусок мясца оленьего,
Место у огня в ближайшей близости
За одно лишь чувство умиления:
Ты вылизываешься…
Тянет бархатистые конечности,
Щуря на огонь зрачки топазовые
Первое в сознанье человечества
Торжество эстетики над разумом.
И пока вокруг столетья буйствуют,
Грохоча бессмысленными вызовами,
Сотни тысяч лет уже любуюсь, как
Ты вылизываешься.
Медея
1
Время, что в скитаньях неслось потоками,
Засочилось каплями в этот час.
(У Медеи пальцы такие тонкие,
Кажется, дотронься – и зазвучат…)
Словно кладенец, облеченный ножнами,
Молчалив и скрытен отец-старик.
(У Медеи волосы так уложены –
Раковина в море не повторит…)
Если через год отвечать потребуют,
С нетерпеньем в сердце, с огнем в крови:
Были вы в гостях у Ээта? – Не были, -
Скажешь ты, душою не покривив.
Не носил вас по морю ветер-труженик,
Белый вал не взметывал на лету…
(У Медеи пальцы – как будто кружево
В воздухе безмолвствующем плетут.)
Что руно – овечье ли, золотое ли –
Перед сетью воронова крыла?
Это значит, жизнь ничего не стоила,
Или даже попросту не была.
Так по приключениям и пропала бы,
Ничего на память не улучив…
У Медеи профиль такой опаловый,
Что насквозь просвечивают лучи.
И стоят с тобою толпой апостолов
Первые бродяги твоих земель –
Все-то им не по сердцу, все не попросту,
Даже подступиться поди сумей.
Кто ты перед нею? Дикарь без племени,
Даже слов не имущий – объяснить…
И стоишь, как каменный, как приклеенный
Пред стеной молчания – и ресниц.
Словно наклонясь над своими зельями,
Призраком колышется и течет
Красота невнятная, чужеземная,
Странно раздражающая зрачок.
Море между вас – или просто тридевять
Поколений крови, как соль, густых? –
Как же ты готов уже ненавидеть их,
Эти искусительные персты…
2
Хуже поединка, страшней экзамена,
Вчуже не представить твое смятение:
«Увези меня, чужеземец, за море», -
Из надменных уст – как веслом по темени.
Поглядеть на собственный ворот латаный
Или на затейливые виски ее…
Уж не издевается ли, проклятая?
Только что ведь глаз на тебя не вскинула!
И какой ты ей, недотроге, суженый,
Чтоб тебя допрашивать: «Украдешь меня?»
Ай, не по карману тебе жемчужина!
Быть того не может, чтоб так задешево.
И перед дружиной в холстах некрашеных,
Перед далью пройденной, кровью пролитой:
«А не побоишься ли?» - смеет спрашивать;
Это у Ясона-то, у героя-то!
А она, зрачком чародейным, дышащим
На единый миг опалив лицо тебе:
Удержать кормило, мол, - полбеды еще;
Слово удержать – потруднее всотеро!
А она, ресницы длиннее невода
Пологом склонив над очами-чашами:
Мол, мечом владеть – не большая невидаль;
Властвовать собою – судьба редчайшая!
Тысячи ли царств – или горы вешние
Между небесами ее – и вашими?
Да какое право у этой бешеной
Спрашивать такое… Такое спрашивать…
Да бери в свидетели хоть Ахайю всю –
Ни один не скажет, что славой сыты вы!
Ладно, увезешь. Пусть потом не кается.
Будет знать, надменная, как испытывать.
Годы миновали, как ночи зимние,
А перед глазами стоят глаза ее.
До сих пор мерещится: «Увези меня.
Увези меня, чужеземец, за море…»
Виса для Эллисив
…А дева русская Гаральда презирает.
К.Батюшков
Грома клокотали, как битвенный лязг,
И волны из туч языками лакали,
Когда мы летели на старом драккаре,
Как сельди в бочонке, в морях просолясь.
Наш конь до Вальгаллы едва не долез,
Вздымаясь над пенным кипением кружев!
…И все-таки Герд золотых колец
Делает вид, что я ей не нужен.
Все небо клубилось, как жертвенный дым,
И Норны свой клич над холмами катили,
Когда мы со стаей моих побратимов
Тараном врубались во вражьи ряды,
И вражеских копий сверкающий лес
Пускали на ветер, как пригоршню стружек…
…И все-таки Герд золотых колец
Делает вид, что я ей не нужен.
Я брал города над уступами скал
И земли, которым не знаю названья;
Я шел и холмами горящих развалин,
И льдами морей, и морями песка.
Ни злата, ни крови не мерил на вес,
Огнями испытан и выдублен стужей…
… Но делает вид, что я ей не нужен,
Русская Герд золотых колец.
Волнами взлелеян и бурей рожден
Для ратного братства, для грозного боя.
Лишь звезды водили меня за собою,
Лишь ветер бывал надо мною вождем.
И ворон, Вальгаллы бессмертный жилец,
Моею судьбою не правит, а служит…
…И все-таки Герд золотых колец
Делает вид, что я ей не нужен.
Не долгая жизнь, а соленый прибой
Мне в бороду вплел серебристые нити –
Я вождь, я бродяга, я скальд, я воитель –
Таким я рожден и стою пред тобой.
И в дар я принес не бесплодную лесть,
А все, что в бою добывают оружьем!
…И все-таки Герд золотых колец
Делает вид, что я ей не нужен.
Затем ли дошел я до края земель?
Весь мир перевернут. Весь путь перечеркнут.
Терплю пораженье от вздорной девчонки,
Не знающей, что у нее на уме!
Так да или нет? Говори наконец!
А сердце все шире, а горло все уже…
…Но делает вид, что я ей не нужен,
Русская Герд золотых колец.