* * *
И снова Бах. Ни звука за душой –
И ни гроша; в кармане – золотой
Из дивных лет, из небывалых мест,
Где в рюшах весь, как бабочка, оркестр.
И Бах опять. И нет ему конца.
Седой парик и трепет вкруг лица.
Всё о своём безмолвствует гобой.
И ни гроша в кармане – золотой...
И не купить пол-литра на него.
И шестикрыл оркестр, как Божество.
* * *
Меня на перепутье серафим не встретит,
Не опалит лица сухой пустыни зной.
И на простой вопрос никто мне не ответит,
И не качнёт крылом тенистым надо мной.
А будет мне печаль; дорожные невстречи,
Углистый камелёк – слепой раскосый снег.
Не встречный серафим мой сон вочеловечит,
А так себе – простой нескучный человек.
Тугая речь, запнись! Довольно пустомелить,
Прошедшего молоть прогорклое зерно.
В пустыне я лежу – вокруг свистят метели
И встать мне не дают, как крепкое вино.
Затонувший конвой
Лейся, море золотое,
Улыбайся вдоль бортов.
Голос слышится гобоя
Из подводных городов.
Не спешит оркестр в рюшах,
Скрипки стонут в глубине.
Рыба сонная послушать
Приплывает, как во сне.
И король с весёлой свитой
Приплывает, поражён
Зазвучавшей Атлантидой –
Тишиной со всех сторон.
Скрипки стонут, звук гобоя;
Дирижёр в своём жабо
Там, где давнего конвоя
Затонуло божество.
* * *
Когда бы знать, какая сила
С небес на землю опустила –
Зимой дрожать у камелька,
Гореть на сковородке летом,
Ходить двуногим и одетым
С тревожным ликом чудака.
Когда бы знать... Да знаю, знаю!
Я облик ангельский теряю,
И с каждым часом, с каждым днём
Всё больше в плоть преображаюсь,
А душу выветрить стараюсь
Тяжёлым снегом и огнём...
Стою; над пропастью – орешник
Повис. – И всё страшится грешник
Как камень в бездну улететь.
Но виснет крик немой, последний.
И просыпаюсь в сон соседний –
Дрожать и заново гореть.
Въезд в Иерусалим
Пальцы пальм под копытом осла.
Ах, куда ты, мечта, завела!
В золотящийся Иерусалим,
Где опять я нелеп и один.
Вот торговцев Христос разогнал,
Храм очистил и новый создал.
Трое суток... Ослица брела –
Не упряма, бела, весела...
И въезжает Хозяин на ней
В юный город – не надо коней,
И не надо саней разбитных,
Снега, света, купчихи на них...
И не надо совсем ничего,
Кроме взора и Слова его.
* * *
Остаёшься один со своими тенями цветными
На глухом чердаке.
То разбойные шапки, то ясные нимбы над ними
И Распятье в руке.
То глядят из углов, то туманятся сверху и снизу.
И в холодном поту
Вылезаешь в окно и дрожишь, и идёшь по карнизу,
Задевая звезду...
И толпа – за тобою на цыпочках следует тихо.
И у кромки небес
Поглощает тебя – твоё горькое счастье и лихо
С потрохами и без.
* * *
Довольно железных дорог
И рыжих погостов довольно.
Иной призывает гудок,
И скрежет, и лязг колокольный.
Иные сутулые дни
Сугробом ложатся на спину.
Во взорах не тлеют огни,
Водою становятся вина.
И медленным снегом – вода...
Потом – неуверенным ходом
Плывут сквозь тебя поезда,
Буксируя ветры и годы.
* * *
Маэстро запил; всё свободно вдруг.
Смычки зажглись гармонией обратной;
Завял клавир, струною треснул круг,
Растаял снег и свет зажёгся ватный.
Виолончель присвоила лады –
И пальцы дев,
И волосы льняные.
Когда б достало небу немоты,
Когда б погасли звёзды кружевные!
И дирижёр тверёзый, как стекло,
Взмахнул бы вдруг, как веером, руками.
И грянул гром, и молнии чело
Ломало б свет, смеясь под облаками.
* * *
Дядя Коля повесил отвес.
Снег отвесный посыпал с небес.
На трамваи, на шапки, дома,
Словно вспорота в небе сума.
Дядя Коля провёл мастерком –
И простор убелился кругом;
В двух шагах ничего не видать –
Ни сутулость отцову, ни мать...
И ровняет он стену ровней.
Не скользнёт он на землю по ней,
Лёд с глазниц не смахнёт рукавом
На метельном диване своём.
Неслучившийся разговор
Фауст
Послушай, бес, виной тому луна,
Что я как тень у тёмного окна.
Проклятый диск – он сердце притянул,
И словно волны в нём подняли гул...
Мефистофель
Луна, известно, нам помощник злой,
Нельзя шутить и бесу под луной...
Тебе ж, мой друг, безвреднее свеча –
И груда книг научных... Сгоряча
Наделать можно много разных дел...
(превращается в филина)
А я, mein herz, обедать полетел.
(в сухой листве под стенами башни шуршание мышей)
* * *
В переулке, где домра звучала,
К окнам льнул белолиственный рай, –
Начинай свою песню сначала,
Краснолицый шарманщик трамвай.
Провода подпоют, подыграют,
И над тучами труб и антенн
То ли ламп серафим навтыкает,
То ли звёздных струящихся схем.
И когда твой завод бесконечный
Встанет вдруг под железным сукном, –
Град наветренный с домом заплечным
Из окон в тебя бросит рублём.
Пятаком... Калорийкой одарит.
И сутулясь, и пятясь назад,
Ты зажжёшь неразбитый фонарик,
Потерявшийся взгляд.
* * *
Брызнуть сначала мёртвой, потом живой –
Озера зыбку потрогать и взять в ладони.
И рассмеяться весело: на водопой
С неба, как листья кружась, слетают кони.
Этот Пегас в яблоках (вспомнишь рай;
Еву, Адама, обвившего древо змея);
Этот как смоль, а этот гнедой, как май;
Этот как снег и Росинанта дряхлее.
Рыцарь, проснись! Панцирь и шлем помят.
Воду лакают из озера чудо-свиньи.
Это песни мои чУдно их окрылят
ДАруют им овса, желудей, ботвиньи.
Рыцарь, вставай! Время твоё пришло:
Чёрный волшебник мельницей в небе кружит.
Долго смотрю сквозь муть я и тру стекло:
Яблоко падает в лужу, плывёт по луже.
Бутырница
Женщина любит вязанье.
На протяжении лет
Вяжет она ожиданья,
Звуки, надежду и свет.
Тонкое кружево вяжет;
Радость, заботу, нужду;
Скатерти, пледы и даже
В виде салфетки – звезду.
Дальние, ближние страны
Видят мелькание спиц.
Вяжет она океаны,
Дивных животных и птиц...
Вяжет закаты, рассветы,
Сонное марево дней.
Словно несвязанный, где-то
Плачет ребёнок о ней.
Король собирается на войну
Король собирается на войну
от врагов защитить страну.
Есть у него и щит, и копьё,
с цевьём расписным ружьё.
И ждёт его у порога конь,
и бьёт из ноздри огонь,
и хлещет вода из ноздри другой;
он тряпочной бьёт ногой.
И вот короля поднимает ввысь
подъёмный его механизьм.
И замок исчез, и вокруг ветра;
синеет вдали гора...
И скачет монарх, и гремит доспех,
и слышится вражий смех.
Без войска скачет король, один –
и пакля за ним седин...
Наводит король на врага свой щит –
И в ужасе враг бежит.
Гороховой дробью рассеян враг;
Над замком счастливый флаг.
И кубок, припав к короля усам,
Пирует победу сам.
Монарх же усталый, присев к огню,
Латает филей коню.