КАК ПОДЕЛИТЬ САДОВЫЕ УЧАСТКИ?
Только что закончила читать романы замечательной Лидии Скрябиной, которые она подарила мне еще в феврале. А на окне укорной горкой высятся другие заветные — подаренные друзьями, купленные «в порыве» в книжном или на ярмарке. Так хочется засесть и начитаться всласть. Но день отлетает, как камень из рогатки, и совесть снова пинает: не успела. Ну, завтра — уж точно! Однако с утра — новая круговерть...
А читают ли писатели друг друга сегодня вообще? Такое впечатление, что нет. Только если «по работе». Или «соседа по нише». Один неплохой поэт как-то за рюмкой чая в нижнем буфете ЦДЛ пожаловался другому: мол, лет много уж мне, а не признают своим ни «правые», ни «левые», премий и должностей не дают ни те, ни другие... На что его товарищ (поэт так себе) гордо сказал: «Надо было с юности дружить с кем следует! Теперь все ниши заняты!» Смешно, правда? Попытаться запихнуть творческого человека в «нишу» — все равно, что сказать: «Не дыши этим воздухом — я им уже дышу!» Однако диалог этот произошел лет пятнадцать назад. Теперь-то вроде партийные принципы, наконец, могут перестать давить на мозжечок творцам слова (за редкими исключениями), литературные группировки диффузируют, люди хотят жить и дружить. Эра литературного более-менее равноденствия вот-вот наступит... Тут так и хочется поставить смайлик с улыбочкой. Но воздержусь.
Сегодня-то — пиши о чем хочешь и как хочешь, главное чтоб талантливо, самобытно — и будет тебе счастье: публикации и в «правых», и в «левых» журналах, премии, фестивали, творческие вечера и признания в личку на фб «вы гений!» «И все бы хорошо, да что-то нехорошо. Слышится Мальчишу, будто то ли что-то гремит, то ли что-то стучит». А это писатели стучат по клавишам ноутбуков. Сочиняют новые эпохальные произведения. Видела на последней книжной ярмарке пятитомник «Закорючек» Петра Мамонова, и там на «д»: «ДЯТЕЛ. Трудящийся достоин пропитания. (Мф., 10,10)» Настучал человек пять томов «закорючек» — и пропитается. И детишек, и внучков пропитает. И все мы так. «Чукча писатель». Или дятел. А читать то, что настучали наши товарищи по дубу не успеваем. Да и не интересно это большинству. Откуда вывод? Да с той же ярмарки нон-фикшн (тоже, кстати, щедро подсыпавшей на мой «подоконник непрочитанного»). Названия книг, выставленных самыми разными издательствами, не просто перекликаются, но зачастую и повторяются слово в слово! Так уже было: например, вышли почти одновременно книги Т. Толстой и Т. Набатниковой под одним и тем же названием «На златом крыльце сидели». Или сразу вслед за поэмой «Арысь-поле» М. Кудимовой появились еще несколько «Арысей». Этим летом в Лондоне вышла книга Равиля Бухараева «Письма в другую комнату» в переводе на английский. Ее уже назвали в Англии «экзистенциальным шедевром». А впервые она была напечатана в журнале «Дружба народов» (№10, 2001), затем несколько раз переиздавалась в российских издательствах. Писатель и книга были широко известны еще в начале 2000-х. Что не помешало Вере Павловой издать книгу «Письма в соседнюю комнату» (2006). У Бухараева название отражало его творческую концепцию, а у Павловой — это просто сборник стихотворений о любви, которому больше подошло бы название «Тысяча и одна ночь» (там 1001 стихотворение). Но и такое название уже, как говорится, было в истории литературы.
Однако бывают случаи, когда по незнанию или неуважению к собрату-писателю случаются и более прискорбные «хищения». Набрела я там в 12 зале на презентацию двухтомника: Ольги Седаковой «Сад мирозданья» и Филиппа Жакоте «В комнатах садов». И как-то стало не по себе. Как будто застукала: кто-то залез в чужой сад и тырит плоды...
Но ведь все это так эфемерно, что есть предмет кражи в данном случае? Недавно, рассуждая о поэтическом творчестве Лидии Григорьевой, я писала о том, что сегодня сад из объекта эмпирического познания перешел в мифологему. Да и всегда в нашей литературе «сад» был одним из самых излюбленных знаковых образов, за ним стоит неохватный контекст русской и европейской литератур. Но все-таки, мне кажется, ни у кого нет права вторгаться в чужой, уже созданный и опекаемый заботливой рукой поэта-садовника, и объявить его своим. А после концептуального обоснования организаторами презентации новой книги Седаковой складывается впечатление жесткого рейдерского захвата чужого садового участка. Похоже, идеологи двухтомника (как выяснилось, «мысль о книге, в которую собраны стихи о саде», принадлежала художнику Татьяне Ян), «мы выбрали стихи, в которых сад присутствует явно. Во многих других он как бы держится в уме. Дневной, ночной, видимый, невидимый сад...» Я не поклонница стихов Ольги Седаковой: пусть даже каждый второй критик назовет ее «новой Анной Ахматовой», определение Н. Г. Медведевой — «муза утраты очертаний» — кажется мне более точным. В поэзии предпочитаю тех, кто эти очертания (смыслов, образов, эмоций) не утрачивает, а создает, как это делает Лидия Григорьева, а не «как бы держит в уме». Каждый «пишет как он дышит», и это замечательно. Возделывает свой сад. Как это делала много лет Лидия Григорьева. «Сад — это здание мира. Мироздание, одним словом» — ее творческое кредо было зафиксировано на суперобложке поэтической книги «Воспитание сада» еще в 2001 г. С тех пор вышли и «Сновидение в саду», и «Звездный сад» того же автора. На все книги было много отзывов в печати. Нужно было совсем ничего не читать, чтобы этого не заметить. Или не хотеть видеть и знать. Потому что откликались на ее «поэтическое садостроительсво» и поэты, и писатели, и критики уже много лет назад. «Это астрономически большой и универсальный Сад, он — знаковое понятие, философия всего мироздания», — написал о стихах Лидии Григорьевой чеченский прозаик С. Яшуркаев. «Книга посвящена саду — не только тому, который она возделывает на чужбине, но и тому, из которого мы когда-то были изгнаны». «Попавшей когда-то в один из садов цивилизации Лидии Григорьевой снятся «ковыль да молочай, полынь да мята», «сухие стебли старых слов», — отмечал замечательный поэт и критик Вадим Месяц. «Если это не смерть, так сад. С его умиротворенностью запечатленной гармонии. Его можно расширить, распространить и вширь, и ввысь и вглубь, срифмовать со всем миром и своей душой. И пусть сад — форма самоуспокоения, за которой бьется пульс живых противоречий мыслей, чувств, рифм, сохраняющий сад в себе и окрест себя поэт, помнящий о том, первоначальном Саде изгнанников из Рая, никогда уже не потеряет дар поэзии, завещанный свыше», — так увидел мир поэзии Григорьевой В. Яранцев. «Ощущение единства. Единства — в масштабе мироздания. Божий дар — Сад. Все живое в нем — родственно друг другу. Чужое воспринимается всего лишь как непривычное, в худшем случае — неуютное, но не как враждебное», — считает И. Знаменская.
Конечно, и мироздание и его Сад принадлежат всем. Но сочетание этих слов в поэтическом контексте не может у разных поэтов повторяться до бесконечности, размываться и растаскиваться по своим «садовым участкам». И всегда было правило — тот, кто связал некие понятия в поэтический узел, увидев в нем нерасторжимую метафорическую и смысловую основу — тот и автор термина. Того же «Мироздание Сада». И при использовании полагается ссылка на автора заимствования или хотя бы отсылка к первоисточнику, каковым всегда незыблемо являлась дата первой публикации того или иного словосочетания, вынесенного в заголовок или заявленного, как творческая концепция. Можно намывать свое словесное золото в одной и той же реке вечности, но нельзя переходить границы чужого участка этой золотодобычи. Руды словесной много — самородки редко попадаются. И принадлежат тому, кто первым их нашел.
Да... Трудно придумать что-то новое. Но ведь все дело в том, что «придумывать» ничего не нужно. Все должно быть органично и вырастать из замысла творца. Если он творец, конечно.