«Не подправляют старых песен
В угоду новым временам.»
Игорь Жданов
В конце 50-х годов Игорь Жданов как журналист ездил с геологическими партиями. Побывал в Сибири, на Алтае, привез из экспедиций стихи, очерки, рассказы. Не было в 60-70 годы геолога, не знавшего и не любившего ждановских песен: «Поезд», «Тайга», «Дымный чай»... Эти песни поют и сегодня, у молодых исполнителей авторской песни считаются народными. И прекрасно! Нет лучше награды для поэта, чем стать народным.
Заварен круто дымный чай,
Взлетают искры светлым роем,
Моя родная, не скучай!
Свистит в костре сырая хвоя...
Ты там не знаешь ничего
Винишь, наверное, в измене,
А здесь тропою кочевой
Бредут усталые олени.
Здесь сопки в воздухе висят,
По пояс скрытые в тумане,
Из женщин вёрст на пятьдесят
Лишь ты на карточке в кармане...
Когда Высоцкого просили спеть «Тайгу», он пел, но честно предупреждал, что это не его слова, а поэта Жданова. Дулов же не был джентльменом, почти всегда помалкивал, присваивая себе авторство.
И вот в 2000 году в музыкальном издательстве «Восточный ветер» выходит сборник песен Александра Дулова на стихи разных поэтов. Да вот плохо только, что Дулов приступил к записи и тиражированию дисков без договора и согласования условий с авторами. Стихи многих поэтов оказались подредактироваными.
Например, стихи Жданова сокращены на две строфы. Из «Дымного чая» исчезли слова самые важные, те, что объясняют мировоззрение лирического героя, поясняют долг и призвание поэта, причину его бегства из уютного дома от жены в экспедицию, - в топи, неизвестность и неприкаянность.
Вот эти строки:
Чтоб не лишиться правоты
И не мелькнуть случайной тенью,
Я здесь, на землях мерзлоты,
Поверил вечному горенью.
Это то состояние человечесой души, о котором говорил Максим Горький: Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные изберут первую, мужественные и щедрые — вторую…
Мне, как блокнот и сапоги,
Необходимы в этом мире
Болота северной тайги,
Озёра Западной Сибири,
Необходимы не только как географические понятия, некая территория СССР, но и как материал для вдохновения, для создания стихов.
И эта ночь, и дымный чай,
И кедр с обугленной корою.
Моя родная, не серчай!
Свистит в костре сырая хвоя.
Из-за бездумного сокращения последняя стрфа приросла к карточке в кармане поэта и получилось нелепое перечисление его содержимого: ты, ночь, чай и кедр:
Из женщин вёрст на пятьдесят
Лишь ты на карточке в кармане <...>
И эта ночь, и дымный чай,
И кедр с обугленной корою.
Моя родная, не серчай!
Свистит в костре сырая хвоя.
А насколько образнее и красноречивее ждановское «не серчай», которое заменено дуловским банальным «не скучай». В первом варианте «родная» ревнует, считает отсутствие любимого его прихотью, самодурством, шатанием по лесам. Это уже позиция человека требовательного, имеющего право сердиться, то есть жены или невесты. А «не скучай», повторенное тем более дважды, дают краску менее насыщенную, почти бесстрастную эмоцию, и «Дымный чай» стал уже каким-то суррогатным.
Досталось и «Тайге». В первой строфе Дулов самовольно заменил слова. Вместо: «Идут дожди, одни дожди // Четвертую неделю» спел:
Идут дожди, стеной дожди... и этим убил игру слов, намек на невозможность доставки писем, они не доходят, не идут почтальоны, машины, потому что идут «одни дожди». Дулов лишил лирического героя чувства юмора, то есть, подретушировал его портрет. Еще бард удалил строфы, рисующие обстоятельства: непогоды, межсезонья, убрал описание пейзажа Алданского хребта. Исчзла заодно эмоциональность напряженности трудного таежного похода в хорах:
Тропа петляет вдоль реки,
Теряясь у отрога,
Ругаются проводники,
Забывшие дорогу.
Близка зима, близка пурга,
На травах первый иней,
Кругом тайга, одна тайга –
И мы посередине.
Конечно, нужно бы сказать спасибо Дулову за популяризацию творчества хороших поэтов. Но...
Информация до слушателей песен дошла не в полном объеме и с искажениями, не отражает задачи поэта, не дает достоверного образа автора. Поэзия лишилась подтекстовой информации, потерялась связь начала стихотворения и его конца, не стало замечательных образов заплутавших проводников, их голосов, просто уже нет группы людей. Тогда, что делает автор в диком лесу, далеко от дома, осенью один? Исчез колорит местности – нет больше заиндевевшей зловещей тайги, седой травы, напряженности чувств и отношений и эмоций людей. Очень жаль – не то слово.
Жданов, будь он жив, вызвал бы нахала на какую-нибудь маленькую дуэль. Уж я его знаю. И за себя, и за того парня. Ведь не одному ему Александр Дулов оказал медвежью услугу. Вот и Николаю Рубцову досталось.
В стихотворении «Отплытие» все очень тонко. Оно о возрастном переломе, о том, что никуда не уйти из юности. Это чувственное воспоминание, сожаление. Телеграфный стиль простых назывных предложений, именительный падеж коротких фраз – все это - слабая пунктирная линия памяти, всматривание в дни юности. Как сон.
Размытый путь. //
Кривые тополя.
Я слушал шум//
- была пора отлета.
И вот я встал //
и вышел за ворота,
Где простирались//
желтые поля.
Каждый стих у Рубцова делится несистемной паузой, цезурой (я сделала сноски для наглядности), сокращающей строки с шестистопного до пятистопного ямба. А из-за самодеятельности Дулова исчезло дыхание этих пауз, авторская ритмика нарушилась, исчезла горестная, перехватывающая дыхание задумчивость и появилась излишняя суетливость, приблатненность, аналогичная по интонации песне «Ванинский порт». Но это еще не все.
Дулов в продуманные Рубцовым умные и точные паузы понавтыкал свои словечки, исказив замысел Рубцова. Я выделила дуловские вставки, а удаленные оригинальные слова Рубцова подчеркунула.
Размытый путь. / И вдоль / Кривые тополя.
Я слушал / неба звук / шум — была пора отлёта.
И вот я встал и / тихо / вышел за ворота, / туда /
Где простирались жёлтые поля...
Поэт говорит об осени, времени отлета птиц. К чему эти «и вдоль»? Тополя вдоль пути? Размытого? Это трасса? Это «вдоль» мешает словам во второй строфе, начинающейся с «И вдаль пошел».
Что за нелепый «неба звук»? Сказано ясно, «шум»! Это тот шум крыльев, крики птиц, шум мира наконец, о котором писал в дневниках Александр Блок, он говорил в 1917 году, что слышит шум революционного волнения, музыку мира. (У Жданова: «А я уже не слышу мира, //Огромной музыки его») [1]
Здесь у Рубцова – это тяга к неизведанному, его что-то манит, зовет за горизонт. И он встал и вышел за ворота. Встал и вышел – просто! В этом воля, маниакальность, а Дулов употребляет эпитет «тихо», как будто поэт боится разбудить кого-то (мамочку, жену, детей?), и сбегает.
И вдаль пошёл…/А из дали/ вдали тоскливо пел
Гудок /совсем/ чужой земли, гудок разлуки!
Но, глядя вдаль /и в эти / и вслушиваясь в звуки,
Я ни о чём /ещё / тогда не сожалел…
Согласитесь, пение издали не одно и то же, что пение вдали. В первом случае голос чужой земли параходным гудком зовет поэта, а во втором - он движется просто на самодовлеющий отвлеченный звук. Нелепо употребление бардом слова «совсем», совсем чужая земля?.. Это что такое? Австралия? Марс? Это - как «слегка беременна». Нонсенс.
Была суровой пристань / в этот / в поздний час.
/В промозглой мгле /Искрясь, во тьме / горели папиросы,
Дулов убил красоту ночи, оранжево-красные огоньки, искры папирос. Добавил сырости, нагнел тумана-мглы. Заставил трястись от холода и стучать зубами бедного лирического героя поэта Рубцова.
И / тяжко / трап стонал, и хмурые матросы
Бедный трап! Они что, слонов на баржу грузили, что трап не выдерживал и тяжко застонал?
/Из тьмы/ Устало поторапливали нас.
В этой строке добавленными «из тьмы» Дулов устранил паузу в слове по...торапливали нас, не дав поэту в последний раз оглянуться. Загнал бедных матросов во тьму... Или наоборот, поторапливали пассажиров из тьмы в светлые каюты? Путаница.
И вдруг /такой/ тоской повеяло с полей,
Какой такой «такой»?
Тоской любви, тоской /былых/ свиданий кратких!
«Былых» - слово устаревшее, не рубцовское, это 19 век.
Я уплывал… всё дальше /дальше/ без оглядки
На мглистый берег /глупой/ юности своей.
Получается, что поэт уплывает из мглистого детства (помните, Дулов уже подпустил мглы в третью строфу, где родная пристань поэта) в глупую, мглистую же, юность. С чего бы она глупой стала? Это Дулов так решил? Он со своей ее не путает? Похоже, что Дулов был движим какой-то своей идеей. Показать «свинцовые мерзости» социализма? Уверена, Рубцов, если был бы жив, не позволил бы так издеваться над своими стихами.
Между прочим, Рубцов благополучно отслужил во флоте и поступил в Литературный институт. То есть, о глупости или легкомысленности поэта говорить смешно. Дулов добавил такие эпитеты (в промозглой мгле... из тьмы... тяжко...), что создается впечатление, что бывший школьник едет не в культурную столицу России - Ленинград, а в ГУЛАГ как минимум.
И что? Рубцов не вызвал бы Дулова на дуэль? Еще как! Не даром поэт всегда знакомясь с кем-нибудь заявлял сходу: «Рубцов. Я гений».То есть, решительный был человек. Он и по зубам мог съездить.
Напевны и насыщены повторами сихи Рубцова. Это уже готовые песни. И на мелодию Александра Дулова – стихи ложатся и без вставок, просто нужно держать паузы там, где они расставлены атором текста.
Во многих стихотворениях Николая Рубцова можно найти рефрены, композиционные закольцовки. Они легко ложатся на музыку, звукопись у Рубцова хороша. Рубцова поют многие. Но ни Барыкин, ни Никитин не позволяли себе подступиться с редакторским карандашом к стихам признанных поэтов, подгонять стихи под размер мотива. Дулов слышит только себя!
Можно снисходительно посмотреть на эти «мелочи», ведь у музыкантов 60-х не было доступа к оригиналам стихов, такого как сейчас: набрал имя и название на клавиатуре, шелчок мышью - и пожалуйста. Не во всякой библиотеке были сборники стихов Рубцова, Жданова, но Николай Гумилев! Он-то был! Однако его известное стихотворение «Сада-Якко», посвященное японской актрисе-танцовщице, сильно пострадало.
Вокально-инструментальная группа «Квартал» - очень талантливые ребята, отличный джаз, и Татьяна Литвиненко прекрасно спела эту песню, но... Из из третьей октавы исчезло слово «опьяняя». Оно было заменено на «вы будили». Опьянять чувства и будить их не одно и то же. В первом случае чувства изобилуют, но трансформируются, во втором - их не было, они спали. Что уж говорить о фонетике! Она пострадала страшно. Быдловатое - выбу- (как, простите, -выjбу- выбудили.) - вместо мягкого и обязательного для стихотворения о японке – опjън”-аja-нa...
И когда вы говорили,
Мы далёкое любили,
Вы бросали в нас цветами
Незнакомого искусства,
Непонятными словами
Опьяняя наши чувства, / Вы будили/
И мы верили, что солнце --
Только вымысел японца.
Гумилев бы вызвал на дуэль этого барда за этот бардак. Как пить дать.
А может, из добрых побуждений действовали анонимы-цензоры, ведь, Указом Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом эти слова не избежали бы цензуры в Перестройку. Ну, предположим. Но почему тогда октавы превратились в секстины? Из отрезанных двустиший «деятели эстрадных искусств» самовольно сложили еще одну строфу и присовокупили к обрубкам? Простите, но это уже изнасилование.
«Сада-Якко» стихи и ПЕСНЯ
В полутемном строгом зале В полутемном строгом зале
Пели скрипки, Вы плясали. Пели скрипки, Вы плясали.
Группы бабочек и лилий Группы бабочек и лилий
На шелку зеленоватом, На шелку зеленоватом,
Как живые, говорили Как живые, говорили
С электрическим закатом, С электрическим закатом,
И ложилась тень акаций (Вот и пропала связь причины и следствия - заката и теней.)
На полотна декораций. Вы касались бонбоньеркой
Над изящной этажеркой,
Вы казались бонбоньеркой И, как беленькие кошки
Над изящной этажеркой, Как играющие дети,
И, как беленькие кошки, Ваши маленькие ножки
Как играющие дети, Трепетали на паркете,
Ваши маленькие ножки (Ножки как бы чертят на паркете иероглифы.Эффект исчез.)
Трепетали на паркете, И когда Вы говорили,
И жуками золотыми Мы далекое любили,
Нам сияло Ваше имя. Вы бросали в нас цветами
Незнакомого искусства,
Непонятными словами
И когда Вы говорили, Вы будили наши чувства
Мы далекое любили, (Потерялась связь между опьянением и верой в вымысел, а это
Вы бросали в нас цветами - обязательное условие для монархиста-акмеиста).
Незнакомого искусства, И ложилась тень акаций
Непонятными словами На полотна декораций.
Опьяняя наши чувства, И жуками золотыми
И мы верили, что солнце — Нам сияло Ваше имя.
Только вымысел японца. И мы верили, что солнце -
Только вымысел японца.
И получилось, что тени акаций, золотые жуки иероглифов, и вера в японский вымысел – т.е. ересь - не результат опьянения от слов японской танцовщицы, а от каких-то там пробужденных чувств поэта и его друзей-акмеистов. То есть, Сада-Якко тут ни при чем. Поэты сами в себе забываются сном, бредят, просыпаются, а уж что-кто там пляшет – да какая разница? А все-то наоборот!
Мне больно за моего дорогого, милого сердцу Николая Гумилева. И это только один из тысяч случаев уродования поэзии бардами и эстрадными исполнителями.
В ноябре 1972 г. Владимира Вавилов сочинил мелодию на стихи поэта Анри Волохонского «Рай». Подредактированная Борисом Гребенщиковым, песня получила название «Над небом голубым…» и была им исполнена по телевидению в передаче «Музыкальный ринг» в 1986 году. Она имела оглушительный успех, и сегодня ее поют в гребенщиковской редакции. Это вмешательство в стихи изменило замысел автора, ведь Небесный Иерусалим никак не может быль «под небом». В данном случае речь идет о Городе с заглавной буквы. Точнее – об однозначном образе Небесного Иерусалима. Анри Волохонский подтвердил это в одном из своих интервью, подчеркунв, что реального Иерусалима он тогда (в 1972 г.) еще не видел. В стихотворении «Песня про Райский Иерусалим Небесный» (так изначально называлась песня) использованы библейские образы из ветхозаветной Книги пророка Иезекииля (Иез. 1, 10), на эту книгу, как на источник, указывает и сам поэт.
Воспроизвожу по изданию "Человек и Природа" № 4,1990 в авторской редакции. Знаков препинания не было.
Песня про Райский Иерусалим Небесный /Город/
Над небом голубым /под /
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И с яркою стеной /звездой/
А в городе том сад
Все травы да цветы
Гуляют там животные
Невиданной красы
Одно как рыжий огнегривый лев /жёлтый/
Другое вол преисполненный очей /исполненный /
Третье золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый
А в небе голубом
Горит одна звезда
Она твоя о Ангел мой
Она твоя всегда
Кто любит тот любим
Кто светел тот и свят
Пускай ведет звезда тебя
Дорогой в дивный сад
Тебя там встретит огнегривый лев
И синий вол преисполненный очей /исполненный/
С ними золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый
Гребенщиков подогнал под размер преисполненный – исполненный, это понятно. Но зачем менять строфику? Текст стихотворения, опубликованный на альбомном конверте виниловой пласинки «Каменный уголь» превратился в четыре катрена из шести. Менять цвета рыжий на жёлтый? Зачем стены ломать, стены Небесного Иерусалима, райские? БГ оправдывается боязнью гнева религиозной цензуры. Но как-то неубедительно. Не хрущевские времена. Булат Окуджава, например, пел «Молитву Франсуа Вийона», выходили пластинки, и ничего. Похоже, что БГ подменил христианский Рай на рай на земле. И конечно же бард расставил за автора многочисленные запятые, точки, точки с запятыми по своему усмотрению, чтоб и духу не осталось от монотонности и плавности, присущих, религиозным текстам, чтобы стихи не напоминали молитву, псалом.
Константин Кинчев взял для своего первого альбома «Энергия» стихи Шарля Бодлера из сборника «Цветы зла». Положил на музыку, назвал песню «Судный день». (Вот уж пальцем в небо!) «Падаль» - это своеобразное признание в любви, посвященное возлюбленной поэта. Это жизнеутверждающие стихи, побеждает красота, творчество, любовь вопреки боли и смерти... Действительно, очень энергично и напористо эти стихи исполняет... вокалистка! Из её уст вылетают такие обращения как «мой ангел, вы...», «вы, глаз моих звезда живая», теперь уже к мужчине она вопиет с упреком брошенной домохозяйки:
И вас, красавица, и вас коснется тленье, /красавец мой/
И вы сгниете до костей,
Одетая в цветы под скорбные моленья, /одетый весь/
Добыча гробовых гостей.
Этот опыт наглядно показывает, что стихам, хорошим стихам, не нужны музыкальные подпорки. У Бодлера концовка стихотворения, нежнейшая, гамлетовская, нейтрализует жесткий натурализм описания гниющей плоти.
Скажите же червям, когда начнут, целуя,
Вас пожирать во тьме сырой,
Что тленной красоты - навеки сберегу я
И форму, и бессмертный строй.
А в песне этот эффект пропал, финал трагически-минорен. Ненависть и распад восторжествовали. То есть, теперь речь идет не о женской красоте, воплощенной в стихах и увековеченой поэтом, а о физической форме «возлюбленного» певицы и строе его гитары, что ли? Бедный Бодлер! Бедный переводчик Левик!
Что сделала София Ротару со стихами «Вот и лето прошло» Арсения Тарковского? Да ничего. Просто сместила смысловой акцент, всего-то. Эти стихи стали песней под названием «Только этого мало» потому, что этот авторский рефрен усилен четырехкратным повторением слова «только», это само по себе перебор, поскольку в отрыве от существительного оно вполне себе бессмысленно. И вместо осени жизни, о которой проникновенно написал поэт с юным сердцем, получилось какое-то алчное хищничество, причем многозначное слово «это» сегодня имеет еще одно значение, а именно - секс. (Заниматься «этим», об «этом» – шопотом и т.д.) Только-только-только ЭТОГО мало...
Тарковский не вызвал бы на дуэль прекрасную женщину, но исполнять в таком виде свои стихи не позволил бы наверняка. Да и кто вытерпит такое издевательство над своим детищем?
Особенно обидно, что поэты никогда не уже смогут посмотреть бардам в глаза, и что добротные, умные стихи запомнятся людям искаженными. И надежды на внимание к проблеме не остается после того, как даже «Бригантина» Павла Когана, ставшая гимном бардовской песне, была переработана и потеряла очень важные слова. А именно.
БРИГАНТИНА (песня) ИСКАЖЕНИЯ
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза... (точка вместо многоточия)
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса... поднимает
Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас... /дня/. Запятая вместо многоточия
На прощанье подымай бокалы /подняты/
Золотого терпкого вина.
Пьем за яростных, за непохожих, /за непокорных/
За презревших грошевой уют. /грошовый/
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют. /Люди Флинта гимн морям поют/
Так прощаемся мы с серебристою, /...с серебристой/
Самою заветною мечтой,
Флибустьеры и авантюристы
По крови, упругой и густой. /Братья по крови горячей и густой/
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза.
В флибустьерском дальнем море /Вновь увидишь в дальнем синем море/
Бригантина подымает паруса. /поднимает/
Вьется по ветру веселый Роджер, ЭТОТ КУПЛЕТ СОВСЕМ ИСЧЕЗ!
Люди Флинта песенку поют,
И, звеня бокалами, мы тоже
Запеваем песенку свою.
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза... /точка вместо многоточия/
В флибустьерском дальнем море /Вновь увидишь в дальнем синем море/
Бригантина подымает паруса... /поднимает/
Почему так необходимо многоточие вместо запятой после «любить усталые глаза»? Потому, что тут жест, поэт отрыается от лица женщины и переводит взгляд на, как бы, море. Это может быть хоть окно, хоть дверной проём. Это движение головы, глаз. Автор изобразил его графически, но размножающие ошибки владельцы сайтов пренебрегли сверкой с оригиналом. Автор написал «подЫмает», и никто не думает, почему? Это флотский сленг, паруса моряки именно подымают, а не поднимают. На первом курсе в ЛИ проходят диалектологию и Павел Коган, литинститутовец, выбрал это слово профессионального сленга портовых грузчиков и матросов.
Но наши барды - технари-грамотеи – его поправили. И бокалы студенты ЛИТа только и могут поднять, больше почти нечего, но они верны этому «подымай!», потому, что это «Ы» – не только междометие силы, артельной работы, это символ единства с головорезами Флинта - морскими разбойниками, покорителями моря и варварских земель. Это перевоплощение, игра, почти детская. Они - молодые поэты, непохожие на обывателей! Как... как Франсуа Вийон! А люди Флинта именно песенку поют: «Семнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо! И бутылка рому»! Это в песне та же самая бутылка, которую распивают молодые поэты-бунтари, восстающие против затхлой бытовщины и регламента жизни. А «гимн-морям-поют» - это пицца непрожеванная, манная каша во рту, а не музыкальная поэтическая фраза. Не буду вдаваться в фонетический разбор, и так все ясно. Внофьувидишэвда...Тьфу!
Коган бы огорчился? Я думаю, да. Среди многочисленных исполнителей известные люди: Сергей Никитин, Галина Хомчик, братья Мищуки, - все с высшим образованием, так неужели ни у кого не ёкнуло, ну хоть в этом «гимн-морям»? Зачем они так ленивы и нелюбопытны, отчего не уважают павшего смертью храбрых поэта, героя ВОВ? Ведь это так просто – нажать компьютерную кнопку и посмотреть, а как там на самом деле? А что он еще думал, что еще написал?
Ведь Коган с друзьями запевает песенку свою, и это новая песня. Они, собутыльники, преемники, продолжатели романтизма Байрона, Конан-Дойля, Стивенсона, - это ответ скучному классицизму и слюнявому сентиментализму, это авантюрный путь в новое, в неизвестное. В соцреализм грядущей военной литературы, вершины которой достигли – Михаил Шолохов, Юрий Трифонов, Андрей Платонов и многие другие замечательные писатели.
Вот говорят, из песни слова не выкинешь: не так легко отредактировать зарифмованный и ритмически организованный текст. И благодаря этому лишь в песнях и сохраняется историческая правда, детали и приметы эпох.
Очень важно беречь авторское слово в неприкосновенности. И для этого должен в конце концов заработать Закон об Авторкском праве, в новой редакции. Чтобы издатели несли ответственность за ущерб русской культуре, за свое вредительство, чтобы боялись судебных санкций и штрафов. Жёстко? А как еще назвать эти вопиющие ляпы в текстах наших величайших писателей?
Вот передо мной раскрыт сборник «Романсы. Под рокот струн, под звон гитары» московского издательства «Лана». Большинство текстов классических произведений искажены. Например, известный романс И.Тургенева «В дороге» претерпел такую корректировку:
Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые, /стоит точка/
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные страстные речи,
Взгляды, так жадно, так робко ловимые, /и нежно/
Первые встречи, последние встречи,
Тихого голоса звуки любимые.
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной, /странною/
Многое вспомнишь родное далёкое /давно позабытое/,
Слушая ропот колёс непрестанный, /говор/
Глядя задумчиво в небо широкое.
Я подчеркнула авторские слова и выделила жирным ложные.
Досталось и лермонтовскому «Парусу» со страницы 9. Из текста исчезли авторские знаки препинания. Многоточия у Михаила Юрьевича должны стоять в конце строк 2 ,4 ,6 и 10. В строке «Увы! он счастия не ищет» исчез восклицательный знак, стоит запятая. Слово «скрыпит», а именно так у Лермонтова, по старым правилам орфографии, - заменено на «скрипит».
Авторство слов романса «Калитка» приписано сочинителю мелодии А.Обухову. На самом деле они принадлежат забытому в наши дни поэту и беллетристу Алексею Николаевичу Будищеву (1867-1916). Его стихотворение "Калитка" было опубликовано на страницах дореволюционного журнала "Огонек" (1916, № 44) в год смерти поэта.
Слова романса «Я, словно бабочка к огню...» к кинофильму «Бесприданница» написала Б. Ахмадулина, а не режиссер Эльдар Рязанов, как неверно указано на странице 16. В этом тексте опять та же путаница с пунктуацией.
От семи строф «Саги» А. Вознесенского на стр.21 («Я тебя никогда не забуду») в этом песеннике осталось лишь три: первая, четвертая и седьмая. И эти обрубки умнейших, деликатнейших стихов были изувечены!
Не мигают, слезятся от ветра /не мигаю/,
Безнадежные карие вишни.
Возвращаться – плохая примета. /запятая/
Я тебя никогда не увижу.
У Вознесенского большинство стихов – это рубленные фразы, короткие предложения, на концах строк, как правило, - точки. Это придает чеканность утверждениям-рефренам: «Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу. Возвращаться - плохая примета».
Перевраны слова цветаевского романса «Генералам двенадцатого года», стр.26.
Вы, чьи широкие шинели /что/
Напоминали паруса...
На странице 5 размещено христоматийное есенинское стихотворение «Не жалею, не зову не плачу...». В нем, в интимнейшем, по страстной воле корректора Н.А.Матлаховой появились лишние знаки препинания. В первой строфе после второй строки вместо точки стоит запятая, а в третьей строфе появились два восклицательных знака! Причем утратилось обращение, появилось воззвание, вместо констатации факта - упрек. Теперь поэт не тихо исповедуется, а вопит:
Дух бродяжий! ты всё реже, реже /должна быть запятая/
Расшевеливаешь пламень уст.
О моя утраченная свежесть,
Буйство глаз и половодье чувств! /точка/
В четвертой строфе корректор в афористичную строку «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» вместо запятой воткнула нелепейший вопросительный знак. Поэт теперь сомневается: «Жизнь моя? иль ты приснилась мне?»
Но эффект разорвавшейся бомбы производит ошибка в последней строке стихотворения:
Будь же ты вовек благословенно,
Что пришло процвесть и умереть. /пришлось/
Какая галиматья! Бедный Есенин!
Но еще больше, чем Сергею Александровичу, не повезло Александру Сергеевичу, его знаменитейшему стихотворению «Я вас любил: любовь еще быть может...», посвященному Анне Олениной.
На той же странице 5 читаем:
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим. /любимым /
Нет, ей богу, Пушкин пристрелил бы как собак и издателя, и редактора с корректором. И правильно бы сделал, ведь тут, извините, черным по белому - пасквиль: мол, автор-то, Пушкин, голубой!
На 4 стр. обложки горделиво сообщается, что издательство «Лана» ежемесячно выпускает 1,5 млн. экземпляров подобных этой брошюр. Вот такая дрянь течет в глаза и уши бедных россиян массовым тиражом, и самое печальное, что мы потихоньку привыкаем к безнаказанности, безответственности, к неряшливости во всем и не замечаем подмены смыслов. Грязь течет в головы, а после с языка да в уши. А ведь, как сказал классик, «в человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
Увы! Сегодня у нас никто ничего никому не должен. И это правило нашей беззаконной жизни. Как Иваны, не помнящие родства, мы не заметили, как нам не только песни переписали, на наших глазах переписывают историю! Я помню с детских лет песню «Волховская застольная», слова Павла Шубина. Но позже на этуже мелодию М.Косенко и А.Тарковским были написаны другие, «Наш тост». Они повсеместно вытесняли первый вариант. Мои старики – дед, бабушка, их друзья, всегда вставали и чокались под ее слова:
Выпьем за Родину, выпьем за Сталина,
Выпьем и снова нальем!
После развенчания «культа личности» песня замалчивалась, изымались из оборота тиражи петефонных пластинок. А сегодня этой песни уже множество вариантов существует, ее поют народные хоры и солисты разных мастей, но Сталина в них уже нет. Уйдут последние свидетели веливой войны и имя Генералиссимуса, вождя советского народа, победившего фашизм, планомерно вытравят из памяти народной, - из стихов, песен, учебников. Удивительно, как не поймут ретивые чистильщики: ну нет и не будет у нас другого Сталина, который бы нравился и нашим и вашим, либеральным потомкам побежденной Западной Европы.
А чему удивляться? Если по телеканалу "Культура" 4 ноября 2006 года транслировался старый довоенный фильм Сергея Эзенштейна «Александр Невский», и он прошел без песни «Вставайте люди русские!» на стихи прекрасного поэта Владимира Луговского. Ее вырезали и заменили рекламой.
Боятся. А вдруг таки встанут?
Вставайте, люди русские,
На славный бой, на смертный бой.
Вставайте, люди вольные,
За нашу землю честную!
ЛИТЕРАТУРА И ЭЛЕКТРОННЫЕ ИСТОЧНИКИ
- Николай Рубцов. «Отплытие» стихи. http://www.askbooka.ru/stihi/nikolai-rubtsov/otplytie.html
- «Напутствие» стихи. М. «Советский писатель» 1965
- Николай Гумилев. Озеро Чад: стихотворения и поэмы 1905- 1916 гг. М. Детская книга, 1995
- http://www.piter.fm/artist/ песни нашего века
- Русская поэзия. Павел Коган. Все стихи. http://rupoem.ru/kogan/all.aspx
- ВИА КВАРТАЛ. http://poiskm.com/song/1179-Kvartal-Sada-YAkko
- Романсы. Под рокот струн, под звон гитары. – М. Издательство «Лана», 1995.
- В.Луговской «Вставайте люди русские» http://kobtv.narod.ru/documental/vstavaite-lyudi-russkie.html