Выстрел в упор
Эти выстрелы прозвучали синхронно в один и тот же день - 30 августа 1918 года. В лифте был убит председатель Петроградской Чрезвычайки Моисей Урицкий, а на заводе Михельсона тяжело ранен Ленин. Удивительно одинаково давали показания поэт Леонид Каннегисер и Фанни Каплан. Они сразу же признались в совершении злодеяний и утверждали, что действовали в одиночку. И мотив этих злодеяний был один – месть. Якобы Каннегисер мстил за то, что Урицкий расстрелял его друга, а Фанни Каплан отплатила таким образом вождю пролетариата за разгон Учредительного Собрания. Короче, складывается впечатление, что сценарии двух покушений, написаны одним и тем же человеком. И самое поразительное, что авторы многочисленных статей и книг о событиях 95-летней давности прошли, как и следователи, мимо, казалось бы, очевидных фактов. В частности, выясняется, что убийство Урицкого было, похоже, спланировано в Нижнем Новгороде. И не кем-нибудь, а самими чекистами.
Неисправимый романтик
Леонид Каннегисер родился в марте 1896 в зажиточной еврейской семье. Его отец, Иоаким Самуилович, был директором одного из заводов в Николаеве, а после переезда в Петербург – ведущим инженером в области судостроения и металлообработки. Мать, Роза Львовна, работала в клинике. Брат Сергей после Февральской революции покончил жизнь самоубийством. В дальнейшем озвучивалась версия, что он являлся тайным агентом охранки и опасался, что это станет известно. Но каких только обвинений не выдвигалось в адрес убийцы Урицкого, дабы его опорочить! Утверждалось, в частности, что Леонид Каннегисер был гомосексуалистом. Но это, скорее всего, не так, хотя в те годы однополая любовь получила довольно широкое распространение в богемных кругах. Теоретик эго-футуризма и поэт Иван Игнатьев (Казанский) даже выпустил в 1913 году книгу стихов «Эшафот», где упомянул всех своих многочисленных любовников. Он перерезал себе бритвой горло на следующий день после свадьбы. К поклонникам однополой любви причисляли поэтов Михаила Кузмина, Вячеслава Иванова, Василиска Гнедова, Стефана Петрова, публиковавшегося под заковыристым псевдонимом Грааль Апрельский, художника Константина Сомова. А такой мэтр, как Валерий Брюсов, вообще воспевал содомию.
«И с этих пор, едва темнело
И жизнь немела в сне ночном,
В опочивальне к телу тело —
Сближали мы, таясь, втроём», - писал он в одном из своих стихотворений.
В отличие от экзальтированных прожигателей жизни Леонид Каннегисер любил женщин, и они его тоже обожали. Чего стоит, к примеру, история взаимоотношений с поэтессой Палладой Богдановой-Бельской! Эта хозяйка литературного салона меняла мужчин, как перчатки. В своем дневнике она писала, что число её поклонников достигало трех сотен. Ей было тридцать лет, Каннегисеру – 19. И тем не менее между ними возникло большое чувство. Они часто встречались, ежедневно перепысывались. «Милому Ломаке (так Паллада звала Леонида, - С.С.):
Картавый голос, полный лени,
Остроты, шутки и детский смех,
Отменно злой — в упорном мщеньи,
Спортсмен всех чувственных утех...
Привычный маникюр изящных рук
И шелк носков — всё, всё ласкает глаз...
Моя любовь одна с волшебством мук,
И с вами пуст — любви иконостас».
Каннегисер был неисправимым романтиком. Октябрьский переворот встретил в форме юнкера Михайловского артиллерийского училища. В ночь с 25 на 26 октября 1917 года пошел защищать Временное правительство, но в последний момент среди юнкеров возникли серьезные разногласия, и они вернулись в свои казармы. Этим и воспользовались большевики.
Каннегисер и Есенин
Леонид Каннегисер начал публиковать свои стихи, когда ему было 16 лет, в 1913 году. Он был знаком с Мариной Цветаевой, Константином Бальмонтом, Михаилом Кузминым, Рюриком Ивневым и другими литераторами. А в марте 1915 года познакомился и подружился с Сергеем Есениным. Если бы Каннегисер действительно был гомосексуалистом, такая дружба была бы совершенно невозможна. Сексуальная ориентация Сергея Есенина не вызывает никаких сомнений. И геев он терпеть не мог.
Летом того же года Есенин пригласил Каннегисера к себе в Константиново. Такой чести удостаивались только самые преданные друзья. Каннегисер после возвращения в Петроград писал Есенину: «Всё лето мне было очень хорошо, но нигде так, как в Константинове... А как у вас? Что твоя милая матушка? Очень ей от меня кланяйся. А сестрёнки? Я к ним очень привязался и полюбил их за те дни, что провёл у вас».
«Лёня. Есенин. Неразрывные, неразливные друзья, - вспоминала Марина Цветаева. - В их лице, в столь разительно-разных лицах их сошлись, слились две расы, два класса, два мира... Есенин в Петербурге от Лёни не выходил». Одно из своих стихотворений Каннегисер в 1916 году посвятил Есенину. В нём есть такие строки: «С светлым другом, с милым братом Волгу в лодке переплыть». В свою очередь, Сергей Есенин отвечал тем же:
«У голубого водопоя
На шишкоперой лебеде
Мы поклялись, что будем двое
И не расстанемся нигде».
В момент убийства Урицкого и массовых арестов знакомых Каннегисера (всего было заключено под стражу 467 человек, в том числе 80-летняя бабушка Леонида, Розалия Эдуардовна) Есенина в Петрограде не было. Это его и спасло. Но чекисты за ним следили неусыпно. Их в окружении поэта было много. И тайных, и явных.
Убийство Урицкого
Об этом написано много. Если коротко, то всё выглядело так. Утром 30 августа Каннегисер взял напрокат велосипед и приехал на нём к дворцу Росси, где в это время обычно бывал Урицкий. Поэт ждал его примерно двадцать минут, а когда тот входил в лифт, выстрелил ему в голову. Благополучно скрыться Каннегисеру не удалось. За ним была организована погоня и, в конце концов, убийцу задержали.
Выстрелы Каннегисера и Фанни Каплан, по мнению большевиков, должны были стать сигналом к началу восстания. Но существует версия, что эта акция была спровоцирована непосредственно Яковым Свердловым и стала поводом для широкомасштабного красного террора. Каннегисер был назван членом подпольной террористической организации, которую якобы возглавлял его двоюродный брат Максимилиан Филоненко. Приказ об устранении Урицкого боевики получили, как писали газеты, от Бориса Савинкова. Но на тот момент Филоненко в Петрограде не появлялся. Он находился где-то в другом месте, а потом всплыл в Париже.
Такова официальная версия. Но на допросах Каннегисер её опровергал. По его словам, выстрел в председателя Петроградской ЧК был актом возмездия за казнь его друга Владимира Перецвельга, проходившего по делу о контрреволюционном заговоре в Михайловском артиллерийском училище. Вторым побудительным мотивом было то, что Каннегисер хотел искупить вину своей нации за содеянное евреями-большевиками. «Я еврей, - заявил он. - Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа. Я стремился показать русскому народу, что для нас Урицкий не еврей. Он — отщепенец. Я убил его в надежде восстановить доброе имя русских евреев».
Какая же из этих версий более правдоподобна, если учесть, что отец Каннегисера был знаком с Урицким, а сын перед тем, как привести свой приговор в исполнение, разговаривал с будущей своей жертвой по телефону? Кстати, родителей поэта репрессиям не подвергали. Наоборот, содействовали их отъезду за границу. Странно, не правда ли?
Некто Касаткин
Февральскую революцию Каннегисер встретил, когда учился в политехническом институте. Встретил восторженно. Решил стать офицером, и в июне 1917 года поступил в Михайловское училище. Но в феврале следующего года после того, как большевики переименовали это учебное заведение в Первые Советские артиллерийские командные курсы, Леонид стал восстанавливаться в институте.
Перецвельг к Михайловскому училищу вообще никаким образом не касался, кроме того, что у него были там друзья. Он закончил Казанское военное училище, служил в 93-м пехотном запасном полку. Но вскоре был арестован. 19 августа его и еще пятерых курсантов и преподавателей училища приговорили к расстрелу по совершенно надуманному обвинению.
Но это было уже после приезда Каннегисера из Нижнего Новгорода. 20 февраля в столовой Технологического института, где проходило чествование Александра Блока по поводу публикации его поэмы «Скифы», Каннегисер неожиданно встретился с Сергеем Есениным. Встреча была короткой, Каннегисер жаловался на то, что работа в «Торгово-промышленной газете» его не устраивает. Как показал на допросе отец Леонида Иоаким Самуилович, сын «принял сделанное ему кем-то из знакомых предложение ехать в Нижний Новгород в эвакуационный отряд». Это предложение, судя по всему, исходило именно от Есенина. Эвакуация предприятий Петрограда началась 1 марта 1918 года. Её курировали окружные комиссариаты по военным делам, а в итоге всё замыкалось на Троцком, который стал наркомом по военным делам с 13 марта. «Демон революции», как известно, благоволил Есенину.
Свидетельств о других встречах поэтов в тот период нет, хотя Есенин находился в Петербурге практически до конца марта. Вполне можно допустить, что они были вымараны цензурой или самими очевидцами после убийства Урицкого. Но есть основания предполагать, что такие встречи были. И совсем не случайно то, что Леонид Каннегиссер отправился в Нижний Новгород в одно время с близким знакомым Есенина Иваном Касаткиным.
Касаткин появился в окружении Есенина позже, чем поэт-романтик - в 1917 году, когда они одновременно со «златокудрым» вступали в кружок «Звено». Иван Михайлович водил в юности дружбу с Генрихом Ягодой и Максимом Горьким, печатал рассказы, очерки и стихи в нижегородских газетах. С приходом к власти большевиков стал чекистом, но это не афишировал. А ехал он для того, чтобы проинспектировать, как готовится к пуску в эксплуатацию Растяпинский завод взрывчатых веществ.
Вторым его заданием было выявление контрреволюционных заговоров. И они были обнаружены уже через несколько дней. 24 марта 1918 года газета «Рабоче-крестьянский нижегородский листок» сообщала: «Душой заговора являлся поручик 7-го Финляндского стрелкового полка Д.А. Громов, адъютант Корнилова, который, главным образом, и выдал своих соучастников. Как член штаба укомплектования добровольческих отрядов для отправки на Дон, он приехал в Нижний и вступил в сношения с так называемыми «общественными деятелями», оставшимися не у дел, - Демидовым, Килевейном, Панютиным и Башкировыми, которые обещали ему финансовую поддержку. Благодаря им же он вступил в контакт с местными организациями белогвардейцев, во главе которых стояли прапорщик Ещин, студент Варшавского политехникума Н. Бирин...».
Трудно сказать сегодня, на самом ли деле существовали заговоры, или же это была банальная «липа». Настоящие заговорщики хорошо конспирировались. И чекисты нередко прибегали к провокациям. Касаткин был еще и неплохим психологом, вполне мог так обработать 22-летнего поэта, к тому же романтически настроенного, что втянуть его в мифический заговор не составляло большого труда. Каннегисер легко поддавался внушению. Так что решение по поводу убийстве Урицкого он, скорее всего, принял под воздействием Ивана Михайловича, который сумел охмурить и Сергея Есенина, который называл его «учителем и другом». Потом, спустя два десятилетия, Касаткин сам попадет под асфальтовый каток сталинских репрессий и тоже будет расстрелян.
Надо сказать, что и работа в Нижнем Новгороде не удовлетворила Каннегисера. Он горел желанием стать мстителем. И возвращается в Петроград с уже оформленной целью – совершить терракт. О пребывании его на Волге свидетельствует только чудом сохранившееся стихотворение «Снежная церковь»:
«Зима и зодчий строили так дружно,
Что не поймёшь, где снег и где стена,
И скромно облачилась ризой вьюжной
Господня церковь — бедная жена.
И спит она средь белого погоста,
Блестит стекло бесхитростной слюдой,
И даже золото на ней так просто,
Как нитка бус на бабе молодой.
Запела медь, и немота и нега
Вдруг отряхнули набожный свой сон,
И кажется, что это — голос снега,
Растаявшего в колокольный звон».
Столько всяких нестыковок
Не так давно в личном архиве Дзержинского обнаружен документ, датированный 12 июля 1918 года: «Ввиду грозного момента и исключительных обстоятельств вынесены следующие постановления... 6)Предложить ЦК партии отозвать т.Урицкого с поста председателя Петроградской Чрезвычайной комиссии и заменить его более стойким и решительным товарищем, способным твёрдо и непреклонно провести тактику беспощадного пресечения и борьбы с враждебными элементами, губящими Советскую власть и революцию». Документ весьма любопытный. Почему же решение чекистского ареопага не было выполнено? Остается только гадать. Вероятно, что у главы Петроградской Чрезвычайке нашлись влиятельные покровители. И Дзержинский прибег к крайнему средству – убийству, завербовав для этой цели поэта-романтика. И сделал это с помощью Ивана Касаткина, поскольку в деле об убийстве Урицкого есть такая фраза: «в контрреволюционную организацию, в которой состоял Каннегисер, был внедрен сотрудник ЧК».
А если предположить, что эта акция спланирована чекистами? Кажется, в «яблочко». Есть много вопросов, на которые нет ответа. Вот только два: для чего Каннегисер звонил Урицкому накануне покушения, да и стрелял ли вообще? Нисим Городинский в своей книге «Записки чекиста» утверждает, например, что убийство Урицкого совершил некто Чинарёв, действовавший по распоряжению самого «железного Феликса». Это трудно проверить, поскольку Чинарев погиб в боях с басмачами.
Напоследок
Чтобы выявить главных вдохновителей заговора, следователи дважды имитировали для Каннегисера подготовку его побега. Надеялись, что он перед этим пошлет записку своим друзьям. Но из этих записок они ничего не поняли. Это были настоящие ребусы. Сам же Леонид Каннегисер показания давать отказался. Не назвал даже партии, в которой состоял.
Находясь в тюремной камере, сохраняя твёрдость духа, за несколько дней до казни он пишет такие строки:
«Что в вашем голосе суровом?
Одна пустая болтовня.
Иль мните вы казенным словом
И вправду испугать меня?
Холодный чай, осьмушка хлеба.
Час одиночества и тьмы.
Но синее сиянье неба
Одело свод моей тюрьмы.
И сладко, сладко в келье тесной
Узреть в смирении страстей,
Как ясно блещет свет небесный
Души воспрянувшей моей.
Напевы Божьи слух мой ловит,
Душа спешит покинуть плоть,
И радость вечную готовит
Мне на руках своих Господь».
Точная дата расстрела Каннегисера неизвестна. Скорее всего, это произошло в период с 18 сентября по 1 октября 1918 года. А 20 ноября 1992 года был вынесен вердикт:
«Реабилитации не подлежит». Но вот какой фокус: многих расстрелянных реабилитировали, но их не помнят. А Леонид Каннегисер не забыт. «Человеческому сердцу не нужно счастье, ему нужно сияние, - писал он в тюрьме. - Если бы знали мои близкие, какое сияние наполняет сейчас душу мою, они бы блаженствовали, а не проливали слезы».