Художнику Алексею Петровичу Арцыбушеву нынешней осенью исполнилось 95 лет. Он пережил и смерть самых близких ему людей, и голод, и воркутинские лагеря, и другие невзгоды. Выжить в нечеловеческих условиях и сохранить душевную доброту ему помогла вера в Бога. Родившийся в Дивеево, он в 90-х годах прошлого века много сделал для возрождения храмов одного из главных духовных центров России.
Нотариус Его Величества
Род Арцыбушевых ведёт свою историю с давних времён. Дед по отцу, Пётр Михайлович, был нотариусом двора императора Александра III, а затем и Николая II. Дед по материнской линии, Александр Алексеевич Хвостов, – министром юстиции, а затем - министром внутренних дел. Честный и бескомпромиссный, в отличие от другого Хвостова, Алексея Николаевича, нижегородского губернатора, а затем, как и его дядя, тоже министра внутренних дел, он поплатился своим постом за арест проворовавшегося военного министра Сухомлинова и взяточника Манусевича-Мануйлова – особ, приближенных к императрице Александре Федоровне. Когда та стала настаивать на их освобождении, Алексей Николаевич отказался прекратить следствие и сказал:
- Моя совесть, Ваше Величество, не позволяет мне повиноваться Вам.
Пётр Михайлович Арцыбушев, как и Александр Алексеевич Хвостов, был глубоко религиозным человеком. Серафима Саровского считал величайшим российским святым. И после открытия его мощей приобрел в Дивеево участок земли, где стоял домик Михаила Мантурова. Этого человека преподобный Серафим исцелил от неизлечимой болезни, и он посвятил всю свою оставшуюся жизнь строительству Дивеевского монастыря.
Выбор нотариуса Его Величества был не случаен. Вместе с женой Екатериной Юрьевной он хотел обрести вечный покой именно здесь, в святых для русского человека местах. Дед Алексея Петровича пожертвовал Дивеевской обители деньги для отливки колоколов, пристроил к домику прежнего хозяева сначала семь, а потом еще пять комнат и огромную кухню. Срубил баню, выкопал погреб, где хранились сорокавёдерные бочки для квашенья капусты и бочонки с солёными груздями и мочёными яблоками.
Приезжал сюда из Петербурга Пётр Михайлович в летнее время. Здесь поселился его сын, Пётр Петрович. Только в 1915 году, после выхода в отставку, Пётр Михайлович, а вместе с ним и Екатерина Юрьевна, перебрались в Дивеево. Приехали и две тётки Алексея Арцыбушева, которые вскоре постриглись в монахини.
Пётр Петрович окончил правоведческий корпус, ему сулили большое будущее, но он заболел чахоткой. Когда началась Первая мировая война, признали негодным к строевой службе. Когда к власти пришли большевики, на работу не мог устроиться из-за дворянского происхождения.
Алексей родился, когда в России свирепствовали разруха и голод. Сорокаведёрные бочки с капустой быстро обмелели. Подъели всё, вплоть до свекольной ботвы. Зимой 1921 года, в самые тяжелые времена, Пётр Петрович поехал менять какие-то еще остававшиеся вещи на продукты, но сильно простудился и слёг. Из болезни уже не выкарабкался. Его похоронили на монастырском кладбище, которое при Сталине сравняли с землёй. Таким образом, Татьяна Алексеевна овдовела в 24 года с двумя малолетними детьми на руках. И она стала тайной монахиней, приняв имя Таисия.
А темницы уже готовились...
Алексей и его брат Серафим воспитывались в семье дяди, Михаила Петровича. Хотя семьи как таковой и не существовало: Михаил Петрович был убеждённым холостяком. Несмотря на своё происхождение, он занимал высокие должности при большевиках, командовал всеми рыбными промыслами Нижней Волги и Каспия. Дома бывал редко, воспитание детей целиком лежало на священнослужителях Дивеева и на матери. «Воспитывали нас так, будто завтра коммунизм исчезнет и все вернется на свое место, - вспоминал Арцыбушев. - Мы были полностью исключены из жизни общества. В школу не ходили, при доме жили наши учительницы, сменяя друг друга, — все почему-то были Аннами. Семья жила по монастырским правилам. Нас учили церковнославянскому языку, мы читали Библию, жития святых и бесчисленные акафисты». Вот один из эпизодов раннего детства, приведённый Алексеем Петровичем Арцыбушевым в своей книге воспоминаний «Милосердия двери»: «Мы идем с мамой, окутанные гулким звоном всех монастырских колоколов, солнечными, закатными лучами летнего вечера по аллее цветущих лип от колокольни в торжественный собор. Он освящен одними лампадами, которые, как по волшебству, в мгновение ока загораются от бегущего огонька, по волшебной ниточке от лампады к лампаде, и вот уже все паникадило в центре собора мерцает тихим молитвенным светом. Матушка игуменья на своем игуменском месте. В черных мантиях, с длинными шлейфами, с камилавками на головах выходят плавно и торжественно на середину собора матушки певчие правого и левого хора. Начинается всенощная - длинная, монастырская. «Изведи из темницы душу мою», - нараспев произносит канонарх... Из какой это темницы, думаю я, они так просят извести душу мою? А темницы уже готовились, всем, и нам, и им — всей России».
Но годы, проведённые в Дивеево, запомнились Арцыбушеву на всю его долгую жизнь. «Смотря сейчас с высоты прожитых мною лет на свое детство, - писал он, - я вижу, как много эти годы вложили в мою душу неповторимо прекрасного, слепив основной костяк, который не смогла сломать вся последующая за детством мрачная преисподняя».
Другой Серафим
«В тяжелые моменты и обстоятельства всегда приходила помощь - неожиданная и чудесная» - таков лейтмотив книг Алексея Петровича Арцыбушева. И в его жизни это было действительно так. Художник считает, что во многом обязан архимандриту Чудова монастыря отцу Серафиму (в миру Звездинскому).
Этот монастырь новые власти закрыли весной 1918 года, и отца Серафима обрекли на скитания. Он перебрался в Зосимовскую пустынь, но в конце лета был вызван патриархом Тихоном в Москву. Патриарх благословил Звездинского на епископское служение в Дмитрове. Но тут началась кампания по изъятию церковных ценностей, и владыку Серафима, который тому противился, арестовали и сослали на два года в Усть-Сысольск.
В 1925 году срок ссылки отца Серафима истёк, но это совпало с кончиной патриарха Тихона. Его место занял митрополит Крутицкий Пётр (Полянский), который назначил Серафима временным управляющим Московской епархией. Но 9 декабря 1925 года арестовали и митрополита Петра. Канцелярия была закрыта, дела опечатаны, а отца Серафима сослали в Дивеево.
Он прибыл сюда 17 июля 1926 года, но проводить службы ему запретили. Ссыльный епископ был свидетелем того, как мощи преподобного Серафима Саровского вывозили в неизвестном направлении. Не раз бывал в доме Арцыбушевых. Однажды матери нужно было куда-то отлучиться. Она попросила священника присмотреть за малолетними детьми. Вернувшись, уведела, что Алексей сидел на коленях у епископа, разглаживая его белую, как снег, бороду.
- Мы подружились, - сказал отец Серафим. – Мальчик учит меня, как правильно читать «Отче наш».
«Первую свою исповедь, когда мне минуло семь лет, я принес ему, - вспоминал Алексей Петрович. - О как бы я хотел принести ему сейчас исповедь за всю свою многогрешную жизнь в ее приближающемся конце. Но нет владыки, как и многих».
Отца Серафима арестовали 21 сентября 1927 года и сослали сначала во Владимирскую губернию, а потом в Казахстан. Мать постигла та же судьба после того, как в 1930 году объявили вредителем Михаила Арцубашева. Его расстреляли. На следующий день у ворот остановилось несколько тарантасов. Стук в ворота -, властный, грубый, требовательный. «В дом ввалились наглые и безжалостные в формах и без неё, - вспоминал Алексей Петрович Арцыбушев. - Предъявляют бумагу на опись и конфискацию движимого и недвижимого. Пошли по дому из комнаты в комнату, стали описывать все до мелочи, сваливая в кучу иконы, книги, тряпки, одеяла и матрацы, валили всё подряд: штаны, трусы, наши праздничные пикейные рубашки, шубы, валенки. Мама пытается спасти теплые детские вещи, ведь зима на носу! «Не трогать! Лож взад!».
Татьяну Алексеевну с двумя детьми отправили в Муром, где она организовала тайную домашнюю церковь. Но это было не сразу. Найти какое-то пристанище зимой, да ещё с двумя детьми в то время в небольшом городке – дело сложное. Татьяна Алексеевна ходила целыми днями от одного дома к другому и нашла, наконец, приют у самого берега Оки - избу, в которой жила одинокая горбатая старуха. Она и пустила Арцебушевых. Им пришлось спать на полу на каком-то тряпье.
Еще сложнее было устроиться на работу. Ссыльных не жаловали. Смертным боем били мальчишки Алексея и Серафима. Но они научились давать отпор. Добро, как поняли оба, должно быть с кулаками.
Дом появился позже, когда Татьяна Алексеевна стала работать в туберкулёзном диспансере. Раньше этот дом был необитаем - люди боялись заразиться. Здесь поселились монахини из Дивеевского монастыря, которые занимались изготовлением одеял, чем и добывали себе пропитание.
В 1937 году мать Арцыбушева арестовали, На допросах выяснилось, что на неё написали донос, будто она шпионка и, работая переводчицей на патронном заводе, который строили немцы, была ими завербована. Но Татьяна Алексеевна не знала немецкого языка и переводчицей не работала. Её не хотели слушать и добивались, чтобы она призналась в измене Родине. Так продолжалось почти восемь месяцев, пока за решеткой не оказался шеф НКВД Николай Ежов. И мать Серафима и Алексея неожиданно освободили. Отца Серафима расстреляли 26 августа 1937 года.
Время всеобщего страха
Это было страшное время. «Медленно и неотвратимо, как неминуемая смерть, приговоренного к ней, приближался омерзительный гигантский спрут со своими длинными щупальцами, - писал в своей книге «Милосердия двери» Алексей Арцыбушев. - Он, притаившись, ждал своего часа, чтоб задушить, обезглавить, чтоб отнять радость пасхального звона, чтоб веселье, смех и свадебные песни... превратить в плач, а саму жизнь народа - в мучение и скорбь».
Много лет Алексей Петрович искал ответ на вопрос, кто был движущей силой разгрома духовности, разгрома сельского хозяйства, разгрома всех былых ценностей. Ответ нашел не сразу. Да, идейным наставником погромщиков, безусловно, был Сталин. Но в роли исполнителей его идей выступал не кто-нибудь, а самый передовой в то время класс – пролетариат, оболваненный сталинской пропагандой. Именно он, хотя это может и не вписываться даже в сегодняшние воззрения о том времени. «Кто занесет на вас свои подлые руки? – писал Арцыбушев. - Кто ограбит, кто уведет ваш скот, кто погасит ваш мирный домашний очаг? Кто закует вас в кандалы, кто умертвит вас, кто пустит по миру ваших жен и ваших сирот, кто похитит ваш труд, ваш пот, кто присвоит его себе? Кто? Кто? Кто? Имя ему ГЕГЕМОН! Это — голь босяцкая... Это те, кто не хотел работать! Это те, кто завидовал и не вашему труду, а его результатам! Это те, око которых было завистливо, а руки ленивы! Это те, кто беспробудно пил, неся в кабак последнюю свою рубаху, в расчете на вашу. Это те, кто предпочитал жрать и пить за чужой счет! Это те, кто не сеял и не пахал, кто ненавидел труд и, разорив вас, не научился ему, а жил и живет паразитом!.. Это он, проклятьем заклейменный, чьими руками были разрушены «до основанья» и деревня, и село, и город, и страна».
Тут Арцыбушев, к сожалению, путает понятия. С пролетариатом он отожествляет люмпен-пролетариев, разница тут есть. Но, с другой стороны, кто, как не самый передовой класс, одобрял массовые репрессии, скандируя у окон, где проходили судебные процессы над «врагами народа»: «Расстрелять, как бешеных псов!»?
Художников тоже не жаловали
Еще до ареста матери Алексей Арцыбушев поступил в Московское художественно-полиграфическое училище. Он давно мечтал стать художником, но осенью 1939 года его призвали в армию и определили в Киевскую сержантскую школу. Но тут обнаружилась тяжелая глазная болезнь, и его комиссовали. Врачи не исключали наступление слепоты в самое ближайшее время. Но Алексею надо было жить, чем-то питаться, и он устраивается на работу трактористом в колхоз. Но вскоре начинается Великая Отечественная, и ему снова приходит повестка из военкомата. И возникает странная ситуация. Несмотря на то, что Арцебушев освобожден от воинской обязанности, против него возбуждают уголовное дело. Якобы, он уклоняется от призыва. Дело это тянется, и Алексей Петрович живёт в здании подпольной, так называемой катакомбной церкви – и это всплывёт потом, в 1946 году, за что он и получит лагерный срок. Мать умерла раньше, в 1942-м.
В конце войны Арцыбушев продолжает учебу в художественной студии ВЦСПС, которой руководил известный художник Сергей Михайлович Ивашёв-Мусатов. Но оба не избежали ГУЛАГАа. Алексея Петровича арестовали раньше – это его спасло от более внушительного срока. Его судили за участие в делах нелегальной катакомбной церкви. Ивашова-Мусатова, как и сына писателя Леонида Андреева - Даниила , обвинили в организации контрреволюциононо заговора и терроре. Им вломили по 25 лет лагерей каждому. Арцебушев отделался «лишь» шестилетним сроком.
Возвращение в Дивеево
О ГУЛАГе мы знаем по многочисленным публикациям и отожествляем его с филиалом преисподней. На самом деле это действительно так, тут нет никакого преувеличения. Арцыбушев прошел этот ад. Но – странное дело – воспринимает он то, что произошло с ним, совсем не так, как скажем Варлаам Шаламов или Александр Солженицын. «Все мытарства, выпавшие на мою долю, — писал он, — я принимал как заслуженное, как наказание за свои грехи. Такая внутренняя позиция справедливости наказания, её необходимости для меня, помогала мне и поддерживала в трудные минуты жизни. Внутри себя, в своей душе, я все принял как должное, как необходимое для меня испытание».
Что это? Что-то от толстовства? Своего рода бравада? Нет, это восприятие мира – такого, каков он есть, со всеми его светлыми и темными сторонами, во всей их взаимосвязи. Это – верность заповедям Христа. Арцыбушев без всякой ненависти и озлобления вспоминает всех больших и маленьких лагерных начальников, следователей, уголовников, которые всячески унижали «антисоветчиков» и «попов». Он их прощает, и этой широте души, способной на прощение того, что не прощаемо вообще, можно только восхищаться. Зло и смерть гасятся от дуновения тепла этого добра, которое всегда побеждает.
Мне Алексей Петрович рассказал то, что, наверное, не рассказывал никому:
- В одном из лагерей я работал в лазарете. Я принимал смерти. Эти туберкулёзники умирают очень тяжело, они в полном сознании, они не теряют его. Я голыми руками вытаскивал у них бронхи, потому что они задыхались и уже харкали бронхами. Я не заболел, потому что крестил их перед смертью, и они умирали легко. Я тоже умру легко, я в этом уверен.
Его реабилитировали в 1956 году. Он вступил в Союз художников, работал в комбинате графического искусства, писал воспоминания о пережитом. Но однажды всё переменилось. В доме священника Виктора Шаповальникова Алексей Петрович увидел чудотворную икону Божией Матери «Умиление», перед которой скончался преподобный Серафим Саровский.
Арцыбушев понял, что это знамение свыше. На календаре был 1990 год, и он отправился в Дивеево. Там его встретила подруга его матери, монахиня Серафима (Булгакова). Она попросила Алексея Петровича помочь в реставрации Троицкого собора. На это требовались деньги, но троюродная сестра Алексея Петровича Наталья Хвостова, которая жила в то время в Париже, основала Фонд помощи храмам Дивеево, и русские люди, жившией за рубежом, стали жертвовать на святое дело. Средства поступали и от россиян.
«Икону Божией Матери «Умиление», главную Дивеевскую святыню, Виктор Шаповальнико передал патриарху Алексию, - писал Арцыбушев уже после переноса в Дивеево мощей Серафима Саровского. - И я написал патриарху прошение, где, сообщив, что я родился в Дивееве, попросил благословения на создание простой ризы на эту икону, указав как образец ризу, в которой образ сфотографирован в книге «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Патриарх ответил: «Бог благословит это святое дело». Риза была сделана, я сам передал ее Патриарху, и мы вместе надели ее на икону».
Алексей Петрович пережил всех, кто знал его с детства. В своеих книгах Арцыбушев утверждает, что человеческая жизнь – это чудо, несмотря на тяжкие времена и тяжкие падения. Будь добр к людям – и милосердия двери всегда откроются перед тобой. Трудно с этим не согласиться.
Наша справка. Икона Божией Матери «Умиление» находилась до 1927 года в Троицком соборе Серафимо-Дивеевского монастыря. Для неё была изготовлена позолоченная риза. Ещу одну ризу с драгоценными камнями подарил монастырю Николай II. После закрытия монастыря в 1927 году епископ Серафим (Звездинский), архиепископ Тамбовский Зиновий (Дроздов) и игумения Александра были арестованы и отправлены в Москву. По освобождении матушка Александра с несколькими сестрами поселилась в Муроме, сумев сберечь чудотворный образ иконы Божией Матери «Умиление» вместе с остальными вещами батюшки Серафима. После её смерти в 1941 году образ хранила монахиня Мария (Баринова), а затем протоиерей Виктор Шаповальников. Драгоценная риза, подаренная Николаем II, была закопана в его саду. В 1991 году икона, оклад и вещи Преподобного были переданы Шаповальниковым Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II. В настоящее время икона Божией Матери «Умиление» в праздник Похвалы Пресвятой Богородицы выносится на всеобщее поклонение в Патриарший Богоявленский собор в Москве. В Троицком соборе Серафимо-Дивеевского монастыря находятся келейные иконы преподобного Серафима — Спасителя и Иоанна Предтечи, а также копия иконы Божией Матери «Умиление». Еще один спиок с этой иконы хранил у себя в течение сорока лет сам Алексей Петрович Арцыбушев. Он передал её в дар строящемуся храму преподобного Серафима Саровского в Голицыно..
