Год 1966. Красноярск. Осень. По кабинетам редакции газеты «Красноярский комсомолец» пронесся слух: с делегацией московского журнала «Молодая гвардия» приезжает на встречи с читателями Василий Макарович Шукшин, для земляков-сибиряков просто Макарыч. По иному его редко кто называл и у нас в городе, и на Алтае. Гостиница «Огни Енисея» (не самая престижная, но по ценам приемлемая) приняла столичных писателей по-сибирски благожелательно. Вечером я вместе со своим товарищем поехал в гостиницу знакомиться с Василием Макаровичем.
Застольная беседа
…Стол в полулюксе московского поэта Евгения Храмова вместил на своей плоскости походную снедь. Колбаса (московская, дефицитная) нарезана аккуратными кружочками. Хлеб. Баночки с рыбными консервами. Соленые огурцы. Посреди стола гордой королевой высится бутылка «Столичной».
– Старики, момент. Пойду Васю приглашу, – вальяжно бросил сквозь зубы реплику Евгений Храмов и исчез. Минут через пять возвратился вместе с Макарычем.
В середине 60-х годов лицо Шукшина уже было знакомо кинозрителям по фильму Марлена Хуциева «Два Федора». Широкоскулое, приветливое. Особенно притягательным был взгляд почти монгольских глаз: пытливый, чуть ироничный и… с отсветом глубоко спрятанной тоски.
Расселись по местам. Зазвучали привычные тосты по поводу приезда, знакомства и т.д. Непьющих в этой компании было двое: Василий Макарович и я. Поэт Женя Храмов, оглядывая мой костюмчик с «учительским» пиджачком, даже спросил потихоньку моего товарища Николая:
– А Витя, он не педработник случайно?
– Да нет… журналист начинающий.
Храмов важно кивнул и продолжал застольную беседу. А я набрался наглости и подсел к Василию Шукшину.
– Макарыч! (нахальства мне в 21 год не занимать было)… А можно вас спросить?
– Почему нельзя? Спрашивай.
– Друзья говорят о вас, мол, Шукшин и пьет много, и работает много. И все успевает. Это правда?
– Конечно, правда. И пишу, и в кино снимаюсь. И режиссером вот стал. «Живет такой парень», «Ваш сын и брат» видел?
– Да, видел. Очень понравились ваши фильмы.
– Чем же?
– А там будто бы про меня рассказано.
Что-то похожее на улыбку появилось на добро-строгом лице Василия Макаровича.
– Я тебе скажу о новом фильме. Не разболтаешь?
– Никогда!
– Хочу снять картину о Степане Разине.
– А кто в главной роли?
– На себя примеряю.
– Здорово как!
– Чувствую: не всем в Москве это понравится. Ну, там посмотрим, как будет.
– Макарыч, а правда, что вы пьете сильно?
– Правда. Только сейчас в завязке. Работать надо. Писать и к съемкам готовиться. Работа – она важнее всего. Без нее смерть.
…Каждое слово, каждая фраза, произнесенные Василием Макаровичем неспешно, будто бы на вкус опробованные, казались мне словно вырубленные суровым «топором правды». В тот вечер Василий Макарович (не обращая внимания на выпивающих за дружеским столом людей) тепло, как о близком родственнике, рассказывал мне о своем учителе Михаиле Ильиче Ромме. Честно говорил, как тяжело пробивать сквозь бюрократические стены, построенные столичными киночиновниками, сценарии своих картин. Как неповоротлив, неуклюж, далек от людей механизм партийной власти. А потом сказал одну фразу, которую спустя много лет я прочитал у него почти в том же самом варианте, что услышал в 1966 году: «…Ни ума, ни правды, ни силы настоящей, ни одной живой идеи. Да при помощи чего они правят нами? Остается одно объяснение – при помощи нашей собственной глупости. Вот по ней-то надо бить и бить нашему искусству».
А ведь и сегодня эта правдивая шукшинская мысль злободневна.
Инцидент в Доме кино
А эту историю (в которую я поверил сразу же) рассказал мне один из давних кинематографических знакомых Василия Шукшина. Однажды в Москве Макарыч одел ватные штаны, телогрейку, сапоги, взял охотничье ружье и… отправился в Дом кино сражаться за справедливость.
– Покажу им!
Пробудилась в нем неукротимая бунтарская сила сибирского крестьянина, «породнившаяся» со Степаном Разиным, образ которого вынашивал в себе мой великий земляк.
…Явился на ресторанную «тусовку». Чем бы дело кончилось, неведомо, если бы на его пути не попался Михаил Ильич Ромм. Моментально оценив обстановку, знаменитый кинорежиссер… бухнулся на колени перед свои учеником:
– Вася, не надо! Себя погубишь. И меня тоже. Мне тебя не простят!
И это тоже была чистая правда, которая дошла до распаленных гневом головы и сердца Макарыча. Он повернулся и ушел из здания на Васильевской, 13, в котором и по сей день деятели кино «ломают копья» в непрекращающихся «дуэлях» и «разборках».
В тот памятный вечер 1966 года надо было разъезжаться. Кому домой, кому во Дворец культуры на читательскую конференцию. Около гостиницы стояла «Волга» с шашечками. Элегантный Евгений Храмов распахнул дверцу машины:
– Шеф! Едем быстрее, получишь двойной гонорар.
Водитель поморщился.
Рядом был Василий Макарович. Подошел к таксисту и простецки так ввернул:
– Слышишь, брат, подвезешь нас? Торопимся. Мы тебе больше, чем по счетчику, заплатим.
– Пожалуйста. Садитесь.
Тогда, в 1966 году, прощаясь с Василием Макаровичем, сказал ему: «Спасибо вам за правду». В дни молодости эта фраза была у меня «коронной». Отказался от нее в 1990 году…
Урок Андрея Смирнова
Фильм «Белорусский вокзал» о ветеранах Великой Отечественной, живущих в шестидесятые, кинорежиссер Андрей Сергеевич Смирнов снял в 1971 году. Четверо фронтовиков, их боевая подруга-медсестра и в мирное время сохранили свое нерушимое фронтовое братство. Они еще сильны, умеют за себя постоять, без громких слов приходят друг к другу на помощь. Знакомый старшему поколению советский быт испытывает их дружбу на прочность, и эти испытания герои Анатолия Папанова, Всеволода Сафонова, Евгения Леонова, Алексея Глазырина и Нины Ургант выдерживают с честью, без ложного пафоса. Трогательный, человечный фильм о тех, кто всегда побеждает, не теряя веры и правды.
Сын известного советского писателя Сергея Смирнова, автора «Брестской крепости», Андрей Сергеевич вырастил и воспитал свою дочь Дуню в тех же принципах честности и порядочности, которыми жил его отец и живет он сам. В 2008 году в телевизионном фильме «Отцы и дети» по И.С. Тургеневу Андрей Смирнов снялся у дочери-кинорежиссера в роли Павла Кирсанова. Съемки проходили в тургеневской усадьбе Спасское-Лутовиново под Орлом.
А мне вспоминается 1990 год, когда Андрей Сергеевич приехал в Красноярск из Москвы от Бюро пропаганды киноискусства с серией творческих вечеров, один из которых прошел в Доме актера. Это был последний год, когда А.С. Смирнов исполнял обязанности председателя Союза кинематографистов СССР.
Разговор с творческой интеллигенцией Красноярска был ошеломительно откровенным. С подачи Андрея Сергеевича перед нами открылись потрясающие воображение картины упадка отечественной киноиндустрии, дошедшей в последующие 90-е годы почти до полного развала.
Когда закончился вечер, я подошел к Андрею Сергеевичу, пожал ему руку и с многочисленными восклицательными знаками в интонации (как при встрече с Василием Шукшиным) произнес:
– Большое спасибо вам за правду!
Лицо нашего гостя напряглось в удивлении и полном непонимании:
– О чем вы говорите? За правду не благодарят!
Секунд двадцать потребовалось А.С. Смирнову на мое «перевоспитание». Больше нигде и никогда подобных благодарностей никому не высказывал. Правда – норма. Для каждого из нас. Таковою должна быть и оставаться всегда.